– Месье Александр? – спросил меня офицер, сидящий на заднем сиденье. Вопреки моим настояниям, он все же облачился в армейскую штурмовую униформу, напялил тяжелый бронежилет и держал в руках тяжелую штурмовую винтовку SIG с барабанным магазином и громоздким термооптическим прицелом – оружие поддержки. Если придется действовать на улице – а чует мое сердце придется, – то такой вот терминатор будет выделяться из толпы не меньше, чем я на токийской Гинзе.
Хотя я там никогда не был – но представляю сие зрелище.
– Я же просил быть в штатском… – поморщился я.
– Немного переиграли, – холодно ответил офицер, в этой стране мне, русскому, на конкурсе популярности ничего не светило бы, – вы работаете. Патрис прикроет вас, он в десятке лучших стрелков Легиона. Я вступлю в игру, если все пойдет в предел хреново. Генерал Бельфор одобрил изменения в плане.
Значит, спорить бесполезно. Собственно говоря, и операция-то состоялась благодаря протекции генерала Бельфора – его я знал лично по делам Мексики, он часто туда наведывался, поддерживал контакт с американцами, затем даже возглавлял международную миссию поддержания мира. Он был известен как Молот Ислама – и не просто так. Долгие годы мы выслеживали дичь, на которую сейчас идет охота, и этот урод нужен мне, как никто другой. Лично мне, не ГРУ, не разведке ВМФ – прежде всего лично мне, потому что это – моя игра, игра, которую я не закончил и сейчас должен был закончить. По той же самой причине я не счел возможным передоверить исполнение активной фазы операции кому-либо еще, лично прилетел в Алжир и лично сижу сейчас в «Ситроене» спецслужб алжирской Франции вместе с тремя не слишком-то дружелюбными офицерами Иностранного легиона, исполнителями силовой акции. Это – моя игра, и играть ее мне.
До конца.
То ли желая построить хотя бы маленький мостик, то ли желая скрыть свой мандраж – пятьдесят процентов, что это ловушка, – я протянул руку вперед, положил ее на плечо Патриса.
– Надеюсь, ты хорошо стреляешь, парень. Мне не хотелось бы умирать сегодня.
– Не беспокойтесь, мсье. Не промахнусь.
Намек?
Собственно говоря, ничего другого ждать здесь и не приходилось. С тех пор как не стало Франции – вместо нее теперь была Нормандия, протекторат Священной Римской Империи Германской Нации – начался один из самых массовых исходов из страны, которые только имели место быть в двадцатом веке. Потом попытались подсчитать… получалось, что Францию покинули не менее пятнадцати миллионов человек – аристократы, инженеры, солдаты разгромленной армии. Строго говоря – я не знаю, для чего наши казаки участвовали во французской кампании – ведь смысла не было, германская армия могла бы опрокинуть французскую и сама. Но факт остается фактом – мы поучаствовали, и это здесь помнили до сих пор. Помнили – и ненавидели нас.
Не промахнусь…
Примерно три миллиона французов приняла Аргентина – там была крупнейшая французская колония в мире, во многом благодаря французам Аргентина стала тем, чем она является – кусочком Европы в Новом Свете, правда, со своей спецификой. Еще миллиона два разъехались по разным странам, в основном эмигрировали в САСШ. Но не меньше десяти миллионов – приняла алжирская земля, где эти колонисты принялись строить европейское государство на африканской земле – видит Бог, как им было трудно. Точно так же европейское государство строили с другой стороны Африканского континента буры – упорно и методично, как только они и умеют. И выстроили. И там, и там…
Место, в которое мы направлялись, называлось Касба. По-арабски Касба – это крепость, ближе всего к этому понятию русское Кремль, то есть крепость, где горожане могут отсидеться при нападении на город. Касба есть в тысячах арабских городов – но только здесь, в Алжире, Касба была городом в городе. Мрачным, жестким и опасным.
Так получилось, что французы в Алжире оказались меж двух огней. С одной стороны – британский Египет (юридически он не был британским, по Берлинскому мирному договору он был исключен из списка владений Британии, но по факту британским и оставался), с другой стороны – огромная Германская западная Африка размером не меньше, чем с половину Европы… да, наверное, и больше. Алжир получался между ними… более того, французы были сами по себе, за ними не стояла огромная империя, они вообще были чем-то вроде недоразумения, в Берлине никак не могли договориться о судьбе некоторых земель, вот и оставили их на произвол судьбы, как затравку, как заботливо припасенный мешок с порохом для нового мирового пожара. А получилось… а получилось, по сути, сильнейшее независимое государство Африки, в котором уже несколько десятилетий не прекращается террористическая война. Началась она с тех пор, как после обретения всеми основными игроками ядерного оружия британская разведка начала новый виток распространения революционной и террористической заразы по всему миру. Не мытьем – так катаньем, как говорится.
И то, что французы стояли крепко до сих пор – это исключительно их заслуга. В том числе тех нескольких парней из Иностранного легиона, которые едут сейчас со мной в одной машине.
И которые, возможно, пристрелят меня. Эти парни – зуб даю, что они из ОАС
[71]
. То есть привыкли стрелять в спины, а потом писать оправдательные рапорты. Если у кого-то из них возникнет интересная идея относительно меня…
Остается надеяться только на то, что генерал Бельфор объяснил им, что к чему. У меня нет никакой вражды к Франции, более того – я хочу помочь.
– Внимание! Минута! – провозгласил водитель, до этого он молчал и правил машиной, как гонщик на трассе какого-нибудь урбан файт-рэйсинга
[72]
.
Патрис повернулся ко мне, второй, с штурмовой винтовкой – я знал, что его зовут Дидье, включил плафоны подсветки на заднем сиденье.
– Еще раз. Я иду с отставанием от вас метров на пятьдесят. Начало операции по зачистке – парни дадут очередь в воздух, трассерами – но мы там вряд ли их увидим. Семь патронов, ровно семь, не больше и не меньше.
– Понял, мсье, – кивнул я, лучше этих парней не злить.
– Я подключусь, если вы не сделаете работу. Если сделаете – я вас прикрою, а Дидье прикроет нас обоих. Тащите этого урода обратно, понимаете? Здесь ни хрена не пройти машинам, если мы не вытащим его сюда, к исходной точке, то там и останемся.
– Ясно.
Касба и в самом деле была настоящей цитаделью – по многим улицам машина вообще не могла пройти, ширина улицы метр-полтора. Как труба – если будет встречный бой, то промахнуться невозможно, все пули в тебя. Есть и в Касбе омерзительные улицы-лестницы, это когда вся улица представляет собой лестницу. Алжир – это город на побережье, на прибрежных холмах, и улицы здесь очень крутые.
