Свет из-за спины почти не проникал сюда, но оба артефакта были неплохо видны. «Марево» испускало слабое оранжевое сияние, за которое, собственно, и получило свое название. Трава на «кочке» тихо шевелилась, но, может, так казалось в неверном свете «марева».
Я положил контейнер с «кочкой» в самую глубину пещерки. Перегородки в железной коробке отсутствовали, выломанные твердой рукой Пригоршни. Надев перчатки, сдвинул «кочку» к одной стенке контейнера. Затем достал из второго «марево». По тесным стенкам пещерки пробежали бледные рыжие блики. И в такт им по моему телу пробежала дрожь. Невозможно описать, что это было, какое-то новое, неведомое доселе ощущение…
Я как будто почувствовал слабые токи притяжения, исходящие от обоих артефактов. Не очень осознавая, что делаю, поводил «маревом» над контейнером с «кочкой». И вдруг в голове возникло нечто вроде… схемы, что ли? Кончики пальцев покалывало, причем кололо слабее или сильнее, в зависимости от того, как близко один арт оказывался от другого. А в мозгу это покалывание странным образом складывалось в линии – даже не знаю, как описать понятнее.
В какой-то момент, когда поднес «марево» слишком близко, трава на «кочке» зашевелилась, как щупальца, потянулась к артефакту в моих руках. В голове прозвенел тревожный звоночек, и я отдернул руку. Не хватало еще самому подорваться!
Крайне осторожно я вложил «марево» в контейнер к «кочке», придвинул к противоположной стенке. Между артефактами было сантиметров десять. Руки так и чесались положить в контейнер еще что-нибудь, чтобы арты случайно не встретились раньше времени, – но тогда они могут вообще не встретиться. Чувствовалось возникшее между «кочкой» и «маревом» притяжение, пока довольно слабое. Я спинным мозгом ощущал, что притяжение еще недостаточное и, чтобы его усилить, необходимо как можно плотнее закрыть крышку и создать дефицит воздуха.
Очень аккуратно я накрыл крышкой контейнер, стараясь не потревожить взрывоопасную компанию артефактов, защелкнул фиксаторы. И быстро-быстро задом вылез из пещерки, бросив взгляд на часы. От всех этих аномальных ощущений ломило в затылке, словно мозг сопротивлялся новому знанию. В голове плевала, мерцая, странная схема взаимодействия двух артов. Интересно, я теперь тоже смогу делать сборки? Может, все это значит, что Зона окончательно приняла меня?
Отставив в сторону все вопросы, я бросился по дну канала прочь от осыпи, к Котлу, потом резко свернул и стал взбираться – так, чтобы оказаться неподалеку от плота.
Когда запрыгнул на плот возле Пригоршни, все вопросительно уставились на меня.
– Сколько? – спросил Озеров.
Я бросил еще один взгляд на часы и произнес, сверяясь с медленно тускневшей в голове схемой:
– Минут через десять, кажется.
Теперь можно было отдышаться. А ведь мог и не бежать так, но, черт возьми, а вдруг эти ощущения, эта схема – просто галлюцинации, сгенерированные мозгом под воздействием сильного выброса адреналина? И десяти минут у нас нет, а рванет прям сейчас? Или же, наоборот, все это сказки для легковерных сталкеров и взрыва не будет вообще?
Все посмотрели на часы. Плот получился довольно большой, но связывали бревна наспех, везде торчали веревочные петли и концы тросов. В центре кучей лежали рюкзаки. В задней части плота сидел Бугор и широкой спиной подпирал вещи, чтобы не съехали. Керзон развалился рядом, пощипывая пышный ус. Возле него лежало несколько грязных досок – видимо, тоже в порту нашли, будем ими грести. Пригоршня торопливо выковыривал крупные куски тушенки из банки и отправлял в рот, громко жуя.
– Не люблю драться голодным, – произнес он в ответ на мой взгляд. – Вдруг Мародер нам еще одну засаду устроит?
И оторвал ломоть от буханки, лежащей на коленях. Он ел так смачно, что я не выдержал и, хотя было не до еды, тоже отломил кусок. Положив в рот кисловатый мякиш, начал жевать.
Бугров насупленно молчал, Керзон поглаживал усы. Озеров стоял, широко расставив ноги, и смотрел то на часы, то в сторону завала. Минуты тянулись медленно, как всегда, когда напряженно ждешь. Я уже начал прикидывать, что нам делать, если ничего не получится. Майор, судя по отрешенному лицу, тоже. Хотя с ним не всегда поймешь, о чем он думает, может, у него сейчас ни одной мысли в голове, одно чистое ожидание?
Никита доел, забросил пустую банку в чахлый кустарник, растущий метрах в десяти ниже по склону сухой части канала, облизал пальцы и вытер о штаны.
– Ну, – сказал он, – я готов. Где ваш взрыв? Десять минут прошло.
– Еще нет, – возразил я, глянув на часы. Черт, время таки истекло… И правда, где взрыв? По моей внутренней схеме, в воздухе уже должны кувыркаться камни и дождем падать на головы водяных бесов…
Бугров с Керзоном привстали. Озеров опустил руку с часами и вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами.
– Я же говорил, ни фига не выйдет, – Никита склонился над рюкзаком и вытащил банку сгущенки. – Вы как хотите, а я пока десерт съем. – Он сделал ножом две дырки с разных сторон крышки, одну побольше, другую поменьше, и припал к той, что побольше. Запрокинув голову, начал тянуть густую сладкую субстанцию, громко глотая. Через несколько секунд оторвался от своего занятия, рукавом вытер губы, рыгнул.
– Ну, так чего? Эх ты, химик, называется…
И тут у Озерова, стоявшего вполоборота к нам, расширились глаза. Я перевел взгляд туда, куда он смотрел.
Это было как в немом кино, и от беззвучия происходившего становилось жутко. В облаке пыли и камней поднимались раздробленные скалы – завораживающее своей молчаливостью зрелище.
И вот когда летящие булыжники оказались в верхней точке и, зависнув в паре десятков метров над землей, готовы были смертоносным дождем обрушиться вниз, – тогда пришел звук. Никита начал поворачиваться, заметив ошеломленные выражения наших лиц, но не успел. Сначала грохот до боли сотряс барабанные перепонки – как будто великан ладонями врезал по ушам. Затем пришла ударная волна. Фронт уплотнившегося воздуха сшиб Пригоршню. Напарника бросило на меня, я машинально оттолкнул его, чтобы не упасть самому, и Никита свалился на Бугра. Банка сгущенки улетела, кувыркаясь и отблескивая в лучах солнца.
Озеров качнулся, но устоял на ногах. Сержант подпрыгнул, оборачиваясь.
– Ого-го-го! – закричал он, вскакивая. – Вот это я понимаю!
Камни барабанили по земле и падали в воду. Мощный поток хлынул сквозь образовавшееся в склоне отверстие, унося ряску, кувшинки, болотные лилии, обломки скал. Десятки тонн воды разом выплескивались в Котел, заполняя его.
– Снесем пониже, – скомандовал Озеров.
Мы слезли с плота, взяли его с разных сторон, приподняли и потащили к бурлящей воде, которая подбиралась к той части склона, где мы обосновались. Мутная, грязная, она кружилась водоворотами, пенилась и клокотала, от нее пахло свежестью и немного – тиной. От близости такого количества воды сразу стало заметно прохладнее.
Мы опустили плот в воду. Он закачался на волнах, его сразу потащило течением. Бугор плюхнулся на бревна животом, удерживая посудину. Торопливо стали залезать. Плот безбожно раскачивался, его мотало и захлестывало.
