– Я охотно взялась бы за такое дело, – сказала Мария. – Вы абсолютно правы, дон Антонио, заметив, что нельзя ошибиться, но мне знаком один знающий и скромный человек, от которого можно ожидать наилучшего…
– Он в Париже? – спросила мадам дю Фаржи.
– Нет. В одном из моих владений. Всякий раз, когда мне нужен его опыт или совет, я посылаю за ним. Король при его вмешательстве не почувствует никакого недомогания. Напротив… Не желаете ли вы, чтобы я этим занялась?
Она обращалась к королеве с опаской, как бы та по причине глубокой набожности не отказалась от подобных услуг, которые недалеки от колдовства, однако ответом ей стала трепетная улыбка.
– Если вы, герцогиня, за это ручаетесь, я соглашусь на применение этого средства. Я ценю вашу преданность, она, и вы это знаете, мне бесконечно дорога и ничем не заменима…
– О, моя королева! За этого человека я отвечаю, как за себя! То, что даст он, если согласится, в чем я уверена не до конца – он человек принципа, – подойдет нам. Удивляюсь, как я не подумала об этом раньше, – добавила она, понизив голос.
Ей захотелось тут же переговорить с Базилио. Она ничуть не сомневалась в том, что получит от него нужное средство. Ее беспокоило лишь одно: кому доверить столь деликатное поручение – заставить короля непременно выпить снадобье. Этой роли могла быть удостоена лишь она сама, как главное заинтересованное лицо. Королева сделать этого не имела ни малейшей возможности, поскольку супруг уже держал ее под подозрением.
– Что же теперь нужно делать? – спросила дю Фаржи.
– Об этом говорить пока рано! – раздраженно прервала ее Мария. – Король сейчас в Пьемонте и вряд ли вернется в ближайшее время. Так что я могу пока лишь повздыхать вместе с вами.
Вырвавшееся у подруги сожаление тронуло Анну Австрийскую. Она поднялась и заключила ту в объятия:
– Крепитесь, Мария! Невозможно вернуть вас ко мне. Я очень рассчитываю на влияние короля Англии: дружеское расположение его к вам, о котором мне рассказывают, может помочь в вашем деле.
– Вряд ли я смогу отблагодарить его за это надлежащим образом, – едва слышно заметила Мария.
Соглашение о перемирии могло быть подписано не раньше, чем Людовик вернется во дворец, и сейчас представлялось чем-то очень далеким. Оставалось только ждать и надеяться, что помощь короля Карла I сослужит ей добрую службу. Тайные встречи за монастырскими стенами мало что давали, но оставляли после себя привкус неудовлетворенности, лишний раз подчеркивая ее нынешний статус изгнанницы.
Вернувшись в замок, Мария мысленно снова и снова возвращалась к тому, о чем они говорили. С превеликой радостью отдала бы она и свой милый Дампьер, и Шеврез, и герцогство даже за самую маленькую комнатку в Лувре или в Фонтенбло! Однако она не относилась к тому роду женщин, что долго терзаются. Больше всего на свете Марии хотелось вернуть себе прежнее положение, свое утраченное место. Она настолько этого хотела, что отказалась от предложения мужчины, которого обожала. Неожиданная мысль призвать на помощь Базилио была навеяна тем же самым ее желанием. Если кто и мог предсказать ее будущее, то именно этот старый колдун из Флоренции, и Мария упрекала себя за то, что не вспомнила о нем раньше. Но тому были объяснения: герцогиня де Шеврез не могла менять места своего пребывания, а Лезиньи принадлежал теперь ее сыну, тем не менее она решительно настроилась посетить его, и как можно быстрее. Юный Людовик-Карл находился в Люине, о том, чтобы взять его с собой в Лезиньи, не могло быть и речи, хотя это и помогло бы ввести в заблуждение возможных шпионов. Мария решила, что поедет в сопровождении Эрмины. В конце концов, король и его кардинал находятся далеко, и вполне естественно то, что она занимается имением сына в его отсутствие. Разумнее было бы вызвать Базилио и поселить его в Дампьере, но старик всегда, и одному Богу известно почему, напрочь отказывался покидать свои леса под Лезиньи, свою башенку, настоящее логово колдуна. Он упрямо повторял, что чувствует себя хорошо лишь в этих местах и, дескать, духи по-настоящему с ним откровенны лишь здесь. Поэтому не оставалось ничего другого, кроме как ехать к нему, и срочно.
На следующий день Мария вместе с довольной Эрминой села в карету без фамильного герба, поданную Пераном, и отправилась в Лезиньи. Там ее, конечно же, не ожидали, хотя дом имел вполне ухоженный вид. Управляющий и приданные ему несколько слуг были приучены не удивляться фантазиям хозяина или хозяйки и их нежданным визитам. Бывало, прежде заезжал сюда и сам король: окрестные леса были богаты дичью и славились отменной охотой, большим любителем которой был Людовик XIII.
Герцогине и ее спутнице был оказан подобающий прием.
Направляясь к дому своей стремительной походкой, Мария распорядилась подавать ужин и спросила о том, ради кого и приехала.
– Мэтр Базилио, надеюсь, на месте? – спросила она Феррана, управляющего.
– О! Он не позволил бы себе отлучиться, не уведомив о том вашу светлость. Должен ли я его предупредить?
– Не стоит! Раз он не услышал карету, схожу к нему сама… Однако утруждать себя ей не пришлось. Пройдя в будуар, чтобы сбросить с себя манто с капюшоном, перчатки и маску – герцогиня всегда беспокоилась о цвете своего лица и предохраняла его от дождя и яркого солнца, – она нашла там Базилио. Тот стоял посреди изящной комнаты, заложив руки в широкие рукава длинного черного одеяния. И настолько схож был нынешний его образ с хранившимся в ее памяти, что Марии показалось, будто время повернулось вспять. Он оставался все тем же неприметным человечком с седыми волосами и заостренной бородкой, за которыми, должно быть, следил, поскольку были они пострижены. И те же живые, искрящиеся, мшисто-зеленого цвета глаза под кустистыми бровями. Разве что стало чуть больше морщин вокруг забавно вздернутого носа над большим подвижным ртом. Что касается одеяния, пахнувшего чем-то не поддающимся определению и существенно сильнее со времени их последней встречи, его Базилио, по-видимому, менял нерегулярно. За исключением небольшого белого, повязанного вокруг шеи воротничка, который время от времени он приводил в порядок. Голову старика венчал странный приплюснутый конус из черного бархата с красным помпоном на макушке.
Увидев входящую Марию, он в знак приветствия согнулся в низком поклоне.
– Долго же ты не удостаивала чести навестить Базилио, госпожа герцогиня, – проговорил он, слегка шепелявя, видимо, потеряв за прошедшее время несколько зубов. – Три года уж почти!
– Не вам на меня обижаться! Не вы ли всякий раз упрямствуете, отказываясь перебраться в Дампьер? Мы могли бы видеться каждый день!
– Не заставляй Базилио постоянно повторять тебе одно и то же! Ему хорошо и в доме Галигай, где ты позволила ему остаться ради его же собственной безопасности. Он не расстается с воспоминаниями ни днем, ни ночью.
При упоминании той, чьим наследством она когда-то завладела, не имея на то никаких прав, кроме разве того, что была одной из немногих, кого Галигай ценила, а может, даже и любила, по спине Марии пробежал озноб. Базилио составлял часть этого наследства, а со временем стал прибежищем и для очищения ее совести, о которой, пускай и изредка, вспоминала Мария. Их причудливые отношения держались на не менее странном уговоре. Астролог – был он также и алхимиком, да кем он только не был! – не мог избавиться от своей флорентийской привычки обращаться к ней будто к равной, на «ты», всякий раз при этом добавляя лишь ее титул, а о самом себе говорил в третьем лице.
