– Как нетрудно догадаться, я отказываюсь ехать! У меня нет ничего, кроме моей собственной жизни, и она мне дорога. Передайте господину кардиналу, что ловушка его не сработала.
Ослушаться данного ему приказа было никак невозможно, и Буапийе отдавал в этом ясный отчет.
Последовал очередной обмен письмами, и снова – диалог двух глухих. Но только Мария, жаждавшая мести, возобновила свои контакты не только с теми, кто по приказу Ришелье был изгнан из Франции, но и с послом Испании, маркизами Велады и Савойи.
Отчаявшись, Ришелье уступил настояниям давно покинутого мужа: Клод де Шеврез предложил лично отправиться к Марии. Не являлось ли это для нее лучшей из гарантий? С согласия Ришелье герцог написал жене пространное письмо, сообщив о своем приезде, но не скрыл, что изрядно устал от ее многочисленных любовников и имеет лишь одно желание: жить рядом с ней и их дочерью Шарлоттой в мире и покое сообразно своему возрасту. Четвертого мая он уже был в Кале, чтобы отплыть к берегам Англии.
Сообщение, которое он получил накануне отплытия, не удивило герцога де Шевреза: первого мая Мария де Шеврез покинула Лондон в сопровождении лорда Крафта, лорда Монтэгю, посла Испании и прочих иммигрантов. Король Карл I в качестве прощального подарка преподнес герцогине де Шеврез алмаз стоимостью в десять тысяч ливров.
Клод де Шеврез не знал, что из страха встретиться с ним Мария села на корабль в Рочестере. Она снова бежала…
Глава XII
НОВЫЙ КАРДИНАЛ
В Дюнкерке, городе тогда еще не французском, Мария, сойдя на берег вместе с Пераном и Кэтти Даун, единственной среди слуг, согласившейся следовать за ней, оказалась в полной растерянности. Она ступила на землю как никому не известная путешественница. Здесь у нее не было ни связей, ни друзей, помимо собственных драгоценностей и подаренного королем алмаза, у нее не было ничего. Мария остановилась временно на приглянувшемся ей постоялом дворе, чтобы решить наконец, как ей действовать дальше. Направиться в Брюссель означало в какой-то мере оказаться вновь в услужении Испании, в то время как сама она все-таки связывала свою будущую жизнь с Францией. С присущей ему прямотой Перан решился высказать свое мнение:
– Мадам, вам все же следовало обратиться к мсье герцогу, вы всегда делали, что хотели, а он всегда хотел, чтобы вы вернулись.
– Вернулась? Но куда? В тюрьму? Ты забыл дорогу на Вержер? Он ведь и заманил меня в эту ловушку…
– Он ничего не знал. На этот раз вам придется ему поверить, если мы хотим попасть в Дампьер.
– Ты и вправду так думаешь?
– Христом пролитой кровью клянусь, я верю ему…
– Что ж, тогда я напишу, чтобы за нами прислали кого-нибудь. Что в Лондон, что сюда – все одно. А сюда путь даже короче будет.
И она снова села за письма. Писем было только четыре. Первое – королю:
«Я приехала сюда с не меньшими тяготами, чем те, что встретили меня на пути в Испанию, но и с не менее решительным намерением уехать, как только отпадет в том приведшая меня сюда необходимость». И заверила короля в своем искреннем почтении и любви.
Во втором она упрашивала Анну Австрийскую не оставлять ее своею милостью и расположением, сжалиться над ее страданиями и в память о столь дорогом ей прошлом выступить в ее защиту перед королем.
В третьем, для Ришелье, она умоляла кардинала вернуть ей прежнее доверие, защитить от тех опасностей, что таило в себе предложение ее супруга. Она клялась, что ее нога больше никогда не ступит на землю Испании, что больше всего на свете хочет вернуться во Францию и наконец обрести там покой тихой семейной жизни.
Четвертое письмо предназначалось мужу, в нем она объясняла причины своего вынужденного бегства, о коих он не мог знать… Отправив письма, она с нетерпением стала ждать ответа. И не дождалась ни от кого.
Людовик XIII, пробежав глазами ее послание, письмо разорвал.
Письмо к королеве, перехваченное по дороге, было доставлено королю, тот передал его жене, не распечатав. Позже Мария узнала, что ее лучшая подруга отказалась его прочесть, сказав, что она поостережется открывать письма опасных людей – таких, как мадам де Шеврез. Королева добавила при этом, что не представляет, какая фантазия или уловка заставила эту персону написать ей…
Ришелье просто не ответил. А герцог де Шеврез передал послание Марии, не вскрывая, государственному секретарю де Шавиньи… и не ответил.
Абсолютное молчание хотя и раздосадовало Марию, но и вернуло свойственный ей воинственный пыл. Раз ее отринули, то она теперь уже без малейших колебаний отправится в стан врагов! И пусть пожалеют об этом все те, кто предал и оставил ее!
– Все мои беды от этого проклятого кардинала, который сначала одарил меня своим расположением, а потом подло бросил на произвол судьбы. Что до мужа…
– Может, у него есть причины быть недовольным вами? – рискнул предположить Перан, меньше всего желавший снова оказаться в не любимой им Испании.
– Быть недовольным?! Черт побери! Перан, неужто ты не видишь, что он предпочел оставить меня, только бы не платить, что должен? Впрочем, неважно, я приняла решение: мы едем в Брюссель. И не будем забывать, что война идет совсем неподалеку отсюда, а нам не оставляют выбора….
В то время когда Перан разворачивал лошадей к дороге, ведущей на север, началась осада Арраса. Много позже Мария узнает, что, направившись в стан неприятелей, она при этом повернулась спиной к собственному сыну: молодой герцог де Люин, командуя кавалерийским полком, доблестно сражался, защищая Аррас… Помнила ли Мария вообще, что у нее есть дети? Нет, только ненависть и исступление вели ее все дальше…
В Брюсселе, как ей того и хотелось, она была принята губернатором, доном Антонио Сармьенто, любезно, но с некоторой настороженностью. Благородный идальго, узнав о ее приезде, предложил ей остановиться в Льеже. Но Мария оставалась Марией, несмотря на свои сорок лет: цветущая, яркая, обворожительная, она была полна соблазна, искушала и манила. Устоять перед ней было невозможно, и попавший в ее сети испанец стал ее надежной опорой и, конечно же, любовником. Для Марии же он ровным счетом ничего не значил.
Мария поселилась в красивом домике в самом центре Брюсселя – рядом с Гранд-Пляс, у нее был даже небольшой штат прислуги. Едва устроившись на новом месте, она уже строчила многочисленные письма. Вновь наладились контакты с Филиппом IV и герцогом Оливаресом, его неизменным первым министром. Мария предлагала свою кандидатуру на роль посредника между Испанией и иммигрантской средой Лондона, в частности со своим кузеном Субизом и Ла Валетом, которые в обмен на золото обещали поднять против Франции Гюйен. Раньше эту роль играла мадам дю Фаржи, теперь место посредника оставалось свободным вследствие ее смерти.
В то время над друзьями Марии в Англии сгустились тучи: под Ньюберном король Карл I был разбит взбунтовавшимися шотландцами.
Из-за отчаянного финансового положения монарх восстановил против себя парламент, тот, теперь практически неуправляемый, стал заниматься лишь религиозными дрязгами, разжигаемыми пуританами, в их среде вскоре объявился некто Оливер Кромвель.
