– К сведению окружного прокурора, защита имеет неоспоримое
право вызвать в качестве свидетеля любого человека, – заявил судья. – Поэтому
мистер Бэйлор должен принять присягу и дать показания. Обвинение, как всегда,
имеет право вносить протесты по поводу конкретных вопросов.
Миллионер нехотя встал и пошел давать показания.
– Ставлю суд в известность, что мистер Бэйлор страдает от
бурсита, – снова вмешался прокурор. – Поэтому, когда он будет принимать
присягу, прошу разрешить ему поднять не правую, а левую руку.
– Минуточку, – сказал Мейсон. – С позволения суда, протестую
против того, что прокурор дает показания вместо свидетеля!
Судья посмотрел на адвоката дикими глазами:
– Но он же не дает показания, мистер Мейсон!
– Прошу извинения у суда, но прокурор делает ничем не
оправданные заявления, суть которых чрезвычайно важна для дела.
– Вы имеете в виду его слова, что мисс Стрит дала ложные
показания?
– Отнюдь нет. Возражаю против его заявления, что мистер
Бэйлор страдает от бурсита и потому не может поднять правую руку.
– Что?! – взъярился прокурор. – Я же не даю никаких
показаний, я просто объясняю суду, в чем дело!
– А вы уверены, что вам известно, в чем дело?
– Ну знаете… Он же… Мистер Бэйлор ведь был у меня в
кабинете. Я долго беседовал с ним и выяснил все подробности, в том числе и
насчет его болезни.
– Вот я и говорю, ваша честь, что прокурор дает сейчас
показания, к тому же с чужих слов!
– Послушайте, к чему вы клоните? – вопросил судья.
– По закону свидетель обязан поднять правую руку и принять
присягу. Если он отказывается сделать это, я хочу знать, по какой причине он не
может поднять руку.
Судья повернулся к Бэйлору:
– Скажите, вы не можете поднять правую руку из-за бурсита
плечевого сустава?
Воцарилась напряженная тишина.
– А может, – продолжал Мейсон, – из-за инфицированной раны,
нанесенной шпателем для мороженого?
– Шпателем?! – вырвалось у судьи.
– Вот именно, шпателем, – подтвердил адвокат. – Если суд
обратит внимание на фотографию в газете, где мистер Бэйлор выходит из самолета,
то на ней видно, что он держит портфель в левой руке, а правой машет тем, кто
его встречает. В статье под этим снимком говорится, что он страдает от бурсита.
Если это верно, то поражено у него левое плечо. Хотелось бы знать, как это
болезнь так внезапно перекинулась на другую руку. Прошу выяснить у мистера
Бэйлора, кто из врачей лечил его в нашем городе и не по поводу ли колотой раны
он к ним обращался.
– Это весьма тяжкое обвинение, мистер Мейсон, – сказал
судья. – Надеюсь, вы располагаете фактами, подтверждающими вашу правоту.
– Мои слова стоят слов прокурора о том, что мистер Бэйлор не
может поднять руку из-за бурсита, – возразил адвокат. – Если вам нужны факты,
потребуйте их сперва у прокурора.
– Мистер Мейсон, вы заходите слишком далеко. Это уже
граничит с неуважением к суду.
– Прошу извинить. Вы, наверное, неправильно меня поняли. Я
имел в виду лишь то, что мои слова о ранении мистера Бэйлора были встречены с
величайшим недоверием, тогда как утверждение прокурора, что тот страдает
бурситом, не вызвало никаких возражений. Убедительно прошу суд узнать у мистера
Бэйлора имена врачей, которые его лечили.
– В этом нет необходимости, – прозвучал густой баритон
миллионера. – Я должен был внести ясность раньше. Весь этот обман мне давно уже
надоел. Хочу заявить суду: мистер Мейсон совершенно прав. Бурсит у меня на
левом плече. Правую руку я не могу поднять из-за инфицированной раны,
нанесенной шпателем.
Судья тут же принялся стучать молоточком по столу, пытаясь
усмирить возникшую сумятицу:
– К порядку! Тишина в зале, иначе я прикажу очистить
помещение! Тишина!
Шум несколько поутих. Судья как-то озадаченно посмотрел на
Бэйлора и сказал:
– Ничего не понимаю. Вас-то кто ранил шпателем?
– Все очень просто, – ответил миллионер. – Я хотел получить
у Милдред Крэст письма моего сына к Ферн Дрисколл. Боялся, что их опубликует
бульварный журнал. Придя в отель, я не застал мисс Крэст дома. Тогда я подкупил
портье, получил второй ключ от ее номера и проник туда. На всякий случай я
вывернул пробки – чтобы меня не узнали, если застанут врасплох. Я зажег
карманный фонарик и стал искать письма. Вдруг дверь отворилась и вошла хозяйка
номера. Я понял, что оказался в дурацком положении, и решил попытаться
проскочить мимо нее к двери. В темноте я нечаянно толкнул ее. Мне не приходило
в голову, что у нее в руке может быть шпатель. Он вонзился мне в руку чуть ниже
плечевого сустава и застрял там. Сбежав вниз по лестнице, я наткнулся на
Хэррода, очевидно наблюдавшего за тем, что происходит в отеле. Он узнал меня,
вытащил фотоаппарат и стал снимать. Я понял, что попался. Быть изобличенным в
качестве взломщика мне не хотелось. Я сел в машину, вернулся домой, извлек из
руки шпатель и обработал рану, как потом выяснилось – неудачно. Затем я
позвонил Хэрроду и предложил ему десять тысяч за то, чтобы он молчал. Что я еще
мог сделать? Мы решили, что он позвонит мистеру Мейсону и заявит, что мисс
Крэст ранила шпателем его. Он так и сделал, причем сказал адвокату, что ранен в
грудь; наверное, хотел выторговать побольше денег. Тот поверил. С того дня я
отключил свой телефон в отеле и никуда не выходил. Хэррод докладывал мне, как
обстоят дела. Я никогда не шел на поводу у шантажистов, но здесь у меня не было
выбора. Он получил свои десять тысяч и знал, что если добудет письма, то
получит еще. Так что прошу извинить меня, ваша честь, за то, что я не сказал
правду с самого начала.
Судья взглянул на растерянного, павшего духом прокурора,
потом на Мейсона.
– Если все так и было, кто же тогда смертельно ранил Карла
Хэррода?
– Сделать это мог лишь один человек, ваша честь, – уверенно
сказал адвокат. – Когда я разговаривал с Хэрродом, он до смерти не хотел
показываться доктору. Дело в том, что в этот момент на теле его не было никакой
раны. Но я настоял на том, чтобы его осмотрел врач. Тогда он сделал единственно
возможную вещь – попросил молодую женщину, с которой жил, слегка царапнуть его
шпателем. Та решила не упускать случая – ведь Хэррод только что получил от
Бэйлора десять тысяч наличными. Он обнажил грудь. Женщина взяла на кухне
шпатель, наклонилась над ним, ободряюще улыбнулась и вонзила шпатель прямо ему
в сердце. Он умер почти мгновенно. Тогда она забрала деньги, вызвала полицию и
рассказала о выдуманном ею предсмертном заявлении Хэррода. Если бы окружной
прокурор, вместо того чтобы возмущаться моим участием в деле, допросил бы со
всей строгостью эту женщину, истина могла бы обнаружиться и раньше.
