Конечно, она может передать через лерров деревни весточку, чтоб мужчины возвращались домой. Но даже если они будут бежать всю дорогу, четверти часа чародею за глаза хватит, чтобы наложить заклятия на выбранных им женщин. За это время он может даже попросту схватить нескольких и утащить с собой.
А женщины… Ну что ж, они в принципе могли оказать существенное сопротивление, в этом Тала не сомневалась, но сколько при этом пострадает от ветра, огня и другой магии? И какой урон будет нанесен домам и посевам?
Что же до местных духов — то что они могут? Чародей без труда уклонится от любой предпринятой ими атаки.
Драться с ним — не выход.
Что же тогда? Тала никак не могла позволить ему изнасиловать и поработить своих односельчанок. Даже Фелри, нещадно изводившая Талу в детстве, пока лерры пару раз не учинили ей трепку, не заслуживает такой участи.
Необходимо что-то предпринять. Защищать деревню — ее работа, ее долг, то, ради чего она рождена. Это бремя, которому Тала далеко не всегда радовалась, но всегда несла достойно. Даже когда ей до смерти надоедали постоянные требования лерров, и она начинала тихо мечтать покинуть деревню и отправиться куда-нибудь туда, где она станет самой обыкновенной молодой женщиной, у нее и в мыслях не было попытаться осуществить эту мечту до тех пор, пока не родится новый жрец или жрица.
Но сейчас она не видела способа выполнить свой долг.
Кроме одного-единственного.
— Я пойду. Забери меня, — сказала она.
На деревню обрушилась тишина. Тала поняла, что привлекала пристальное внимание всех окрестных лерров.
Ухмылку чародея смыло.
— Что?!
— Забери меня, — повторила Тала. — Увези из этой деревни.
Чародей склонил голову набок, сжимая рукой деревянный талисман в форме огонька свечи.
— Зачем? Я не ищу жену или ученицу, женщина. Мне всего лишь нужна шлюха, чтобы согревала постель и скребла полы в доме.
— Ну да, рабыня. А здесь я кто, по-твоему? — воскликнула Тала. — Я дни напролет выполняю приказы лерров, потакаю их капризам, чтобы они позволили всем остальным жить спокойно. Я не замужем. Думаешь, по своей воле? Лерры запрещают мне спать с мужчиной! Ни мужчин, ни детей, даже земли собственной у меня нет, и времени ни на что другое, кроме беготни туда-сюда по указке духов! Да я последние три ночи спала в лесу, а не в собственной постели, по указке этих духов! Уж лучше у тебя полы скрести, чародей.
Тишина содрогнулась. Ты лжешь! — хором вскричали тысячи бестелесных голосов. Ты лжешь!
Тала, развернувшись, прокричала, глядя на землю:
— Да что ты в этом понимаешь?! Откуда тебе знать, что у человека на сердце?! Уж лучше человек-чародей, чем жизнь с вами!
— Но, жрица… — начала было Кожевница.
Тала резко оборвала ее.
— Даже не начинай, тетя! Ты в этом разбираешься не лучше лерров!
Она снова повернулась к чародею:
— Забери меня отсюда! Я так устала от всего этого! И пусть жрец сам борется с болезнью!
Снова повисла тишина, хотя Тала чувствовала, что земля, камни, трава и даже воздух слушают очень внимательно.
— С болезнью? — переспросил чародей.
Тала буквально ощутила, как лерры вторят ему, и понадеялась, что чародей их не слышит.
— Не переживай, — беспечно отмахнулась она. — Сама-то я не больна, даю слово. Клянусь всеми присутствующими здесь духами, у меня чумы нет!
Взгляд чародея метался с Кожевницы на Зеленоглазку с Болтушкой и обратно.
— А они? — поинтересовался он.
— За них не волнуйся, — ответила Тала. — Пока они здесь, лерры защищают их от приступов.
— А в другом месте?
— А они никуда не ходят. Отсюда никто никуда не уходит. Даже купцы не заезжают. И ты об этом знаешь. Разве не потому ты выбрал нашу деревню?
— Они все больны?
— Просто забери меня отсюда! — Тала шагнула к чародею, протягивая руки.
Он отлетел назад, наткнулся на святилище, шапочка слетела с его головы. Лицо чародея побелело.
Затем он, взял себя в руки и ткнул талисманом в Талу.
— Вот уж вряд ли! — заявил он. — Держись от меня подальше, жрица. Я передумал. Пожалуй, поищу другую деревню, которая мне больше придется по вкусу.
Чародей быстро подобрал шапочку и водрузил на место.
— Прошу прощения, милые дамы, но, боюсь, мне пора.
Ветер, на какое-то время стихнувший, внезапно взревел и словно бы обернулся вокруг чародея. Фигура его заколыхалась и исчезла.
— Нет, погоди! — закричала Тала.
— Прощай, жрица! — донесся откуда-то сверху голос чародея.
Тала задрала голову, моргая на солнце, но не увидела ничего, кроме голубого неба и бегущих облаков. Ветер бросил ей в лицо волосы, хлеща по глазам, и ей пришлось отвернуться.
Тогда она стащила с плеча лук, выпутала из волос, опустилась на колени и натянула тетиву.
— Духи моего дома, скройте меня от врага, — проговорила она. За ревом ветра ее голос был не слышен человеческому уху. — Простите мне ту напраслину, что я вынуждена была возвести на вас. Направьте мой удар на врага.
Тетива зазвенела, и Тала вынула стрелу из колчана на спине.
— Если вы считаете это правильным, направьте этот кусок дерева из ваших лесов прямо ему в сердце, чтобы он никогда уже не смог вернуться и причинить нам зло.
Куда больше ее беспокоило то, что этот человек мог причинить зло другой деревне, но и возможного возвращения тоже нельзя было исключить, если он поймет, что она блефовала, а кроме того, Тала отлично знала, что местным леррам глубоко безразлично то, что может произойти где-то еще.
Мы прощаем твой обман.
И ни слова о ее намерениях — или их собственных — относительно чародея. Тала поморщилась. Затем поднялась и стала поворачиваться, пока не ощутила нужное направление. Наверное, хотя бы один лерр направлял ее, но вот точно или нет — это вопрос. Она наложила стрелу, натянула тетиву, прицелилась и выстрелила.
Ветер словно подхватил стрелу, она неслась все выше и выше, пока не исчезла из виду.
А потом Тала услышала короткий вскрик, ветер мгновенно стих, и безжизненное тело чародея рухнуло с неба на ячменное поле старого Пивовара, с жутким стуком грохнувшись о землю.
Долгое время стояла неестественная тишина. Наконец Кожевница проговорила:
— Ты убила его.
Тала не потрудилась ответить. Она слушала духов. Несколько из них заговорили разом, сообщая, что мужчины возвращаются, что талисманы и магические штучки, принадлежащие чародею, рассыпанные по полю, — это гадость, которую надо срочно убрать, а вот его кровь освежит землю, когда уберут остальное, и что ей прощают ее ложь.
