Однако присутствие здесь незнакомца, да еще явно не обладающего сердцем дракона, усложняло положение. Возможно, у лорда Уитера совсем иные планы и Арлиан ошибся.
— Хитрец служит у меня писарем, — пояснил Уитер, наливая бренди. — Я попросил его привести в порядок мои дела.
Попытавшись скрыть охвативший его страх, Арлиан посмотрел на Уитера.
— У вас есть на это серьезная причина, милорд? Вы себя плохо чувствуете?
— Я себя прекрасно чувствую, — заявил Уитер. — Но после того, что случилось с Когтем, вряд ли так будет продолжаться и дальше, поэтому я позвал Хитреца.
— Понятно, — сказал Арлиан и, взглянув на Ворона, увидел в его глазах предупреждение, хотя не мог понять, о какой опасности идет речь.
— Я обещал вам бренди, — проговорил Уитер и протянул Арлиану стаканчик.
— Спасибо, милорд, — ответил Арлиан.
Он не слишком любил бренди, но был достаточно хорошо воспитан, чтобы отказаться.
Уитер отнес стаканчики с бренди Хитрецу, Ворону и Горну, а потом налил себе.
— Почтим память лорда Стиама, известного под именем Коготь, — сказал он и поднял свой стакан. — И пусть его судьба послужит нам всем уроком.
Хитрец явно не понимал, что происходит, но никто не стал ему ничего объяснять.
Арлиан подумал, что Уитер сказал правду: бренди у него действительно было превосходным, оно согревало и не обладало неприятным послевкусием. Он не спеша допил свой стаканчик.
Когда все выпили, Уитер собрал стаканы, закрыл бутылку и убрал все в буфет.
— Убери бумаги, — сказал он Хитрецу. — Давайте посмотрим, что нам принес лорд Обсидиан.
Хитрец быстро убрал бумаги со стола, и Ворон положил на него оружие. Уитер развернул ткань, в которую были завернуты клинки, — копья и несколько кинжалов разной формы и размера рассыпались по гладкой поверхности. Он внимательно оглядел их, выбрал один из кинжалов и посмотрел на Арлиана.
— Острые?
— Очень острые, милорд, но хрупкие. Обсидиан затачивается лучше, чем сталь, но легко ломается.
— Значит, их нельзя использовать несколько раз?
— Нельзя.
— Однако один удар… это будет легко?
— Да, милорд. Вы видели вчера ночью, что обсидиан пробивает кожу, от которой отскакивает стальной клинок.
Он не знал, кто такой Хитрец и что ему известно, а также насколько Горн в курсе происходящего, и потому решил не упоминать драконов.
— Если они такие острые, значит, боли почти не будет?
Арлиан открыл было рот, чтобы ответить, но тут же его закрыл. Он все еще полагал, что Уитер думает об убийстве дракона, который может появиться из его груди, и хочет как можно быстрее с ним расправиться, но понял, что ошибся.
Он колебался одно короткое мгновение, но ведь он и сам собирался так поступить. Наконец он ответил:
— Я не знаю наверняка, однако думаю, что, если удар будет быстрым и точным, он не причинит сильной боли.
— Хорошо. — Уитер посмотрел на Ворона. — Возьмите тряпку, а оружие оставьте на столе. Идемте за мной — все.
Он взял кинжал и направился к двери.
— Ари? — Ворон взглянул на Арлиана.
— Делай, как он говорит, — сказал тот и последовал за Уитером.
В гостиной лорд Уитер приказал горничной и слуге расставить стулья полукругом. В этот момент появился Ворон с куском материи в руках, и Уитер показал ему, куда его следует положить — около камина, подальше от ковра. Затем, сжимая в руке кинжал, лорд встал на кусок ткани и проговорил:
— Садитесь, пожалуйста.
— Милорд, я прошу вас еще раз хорошенько подумать, — попросил его Ворон, продолжая стоять.
— О нет, управляющий, — к сожалению, я не знаю, как вас зовут… Я много думал с тех пор, как вчера ночью умер мой друг.
— Прошел всего один день, милорд. Может быть, при свете нового дня вы увидите другие возможности…
— Других нет! — вскричал Уитер и приставил острие кинжала к горлу Ворона. — Неужели ты считаешь, что я настолько глуп? Я же сказал, что думал целый день, но если по правде, я начал размышлять о происходящем много веков назад, прежде чем на свет появился твой прапрадедушка. А теперь сядь, управляющий, и помолчи.
Ворон замолчал, посмотрел на Арлиана и уселся на один из стульев.
Хитрец, Горн, Арлиан и горничная последовали его примеру; слуга отошел к стене.
— Ты тоже, — махнув в его сторону кинжалом, приказал Уитер. — Садись.
Несмотря на формальное нарушение этикета, потрясенный слуга послушно опустился на стул — и теперь шестеро свидетелей сидели полукругом лицом к Уитеру, который стоял на куске ткани возле камина.
— А теперь, — сказал Уитер, — мне представляется, некоторые из вас знают, что я намерен сделать… Вы станете свидетелями — именно затем вы здесь. Я хочу, чтобы все знали — я делаю это по собственной воле; и никаких вопросов, дурацких слухов или сомнений.
— Милорд… — начали одновременно Ворон и Горн.
— Никаких вопросов, — быстро повторил Уитер. — Прошу вас, ни вопросов, ни возражений. Я так решил.
Они переглянулись и с расстроенным видом замолчали.
— Я думаю, вам известно, — продолжал Уитер, — что я прожил гораздо больше, чем обычный человек. Хитрец, пожалуй, ты знаешь меньше остальных, я должен сказать тебе, что мне исполнилось несколько веков. Прошедшие годы легли на мою душу тяжелым грузом, я нес его не потому, что так сильно любил жизнь, я не хотел доставлять врагам радость своей смертью. Я видел, как умирают мои друзья один за другим, и постепенно мое сердце становилось все холоднее. Мне казалось, будто мои мысли, столь несхожие с тем, во что я верил в юности, являются результатом потерь, что смерть, страдание и боль разъели мою душу точно ржавчина.
Мне говорили, что моя кровь отравлена и яд пожирает мою душу, что моя человеческая сущность медленно умирает, но я не хотел верить. Я думал, что, если мне удастся найти настоящую подругу, которая будет жить со мной многие века, мне удастся оттаять. Я считал, что смогу забыть чудовищ, сделавших меня таким, и снова стать самым обычным человеком, а жена мне в этом поможет.
А еще я полагал, что у меня нет выбора — что я должен продолжать жить, цепляясь за остатки своей души, чтобы не позволить чудовищам одержать надо мной верх. Я не желал им поддаваться.
Но лорд Обсидиан показал мне, что я ошибался. Вчера ночью они с Когтем убедили меня в том, что мое сердце отравлено не болью, которую я испытал, а злом, живущим внутри меня. Теперь я знаю, что не должен был умереть во время тех страшных событий, отнявших у меня руку, что меня совершенно сознательно швырнули в яму, и все прошедшие годы я жил, чтобы внутри меня могло расти и развиваться страшное, исполненное злобы существо. У меня в любом случае осталось мало времени — Коготь если и был старше меня, то всего на пару лет. Для меня год это пустяк.
