Для очистки совести я ищу домашние телефоны Женевьевы или Мэри. На беглый взгляд совпадений нет, но это мы тоже поручим Диди.
Я продолжаю читать резюме. У «Уотерс Индастриз» обширные связи — имеются снимки Арнольда с разными знаменитостями, политиками, губернатором штата, вице-президентом. Приложен список дел, возбужденных в суде компанией или против нее.
И личное дело Ривы.
Обычные данные: возраст (двадцать девять), рост, вес, размер жалованья (очень неплохо для недавней выпускницы) и послужной список, где прослеживается быстрое восхождение к высотам секретарского дела. Краткие отзывы Арнольда о ее работе — ничего сексуального ни в них, ни во всем досье.
Образцовая служащая, прихожанка (если верить также и этому), примерная дочь.
Ясно, что про секс тут нет ничего. И столь же ясно, что Рива занималась сексом перед смертью.
Посмотрим на данные вскрытия. «Причина смерти» и т. д. и т. п. «На жертве отсутствуют ушибы или ссадины, свидетельствующие о насильственных действиях». Под ногтями ничего, и они не сломаны. Никаких физических указаний на то, что она сопротивлялась сексуальным поползновениям человека, который спал с ней в последний раз.
Если ее убил телепат, то присутствие следов сексуального насилия, по крайней мере внешних, не обязательно. Если любовник был телепатом, это объясняет хотя бы то, почему он не предохранялся. Объясняет, но не приводит к единственному выводу.
Либо у нее был постоянный партнер, с которым она не боялась заниматься любовью «о натюрель», либо она была рисковая девушка, либо мистер Икс изнасиловал ее телепатически. Если у нее был друг, почему он не объявится? И почему никто о нем не знает?
Я уговариваю Деррика посетить ледник еще раз. Он ворчит и выламывается, но наконец соглашается слетать еще разок в мертвую зону. Теперь не на «Доссо», а на обычном черно-белом полицейском вертолете, даже без вооружения.
Деррик держится спокойно. Но я чувствую, что прячет что-то за своим фармацевтическим заслоном, как будто часть моего сыскного пыла передалась и ему.
— Ну как, нашли вы дружка?
— Чьего дружка?
— Ривы.
— Нет.
— Ты не находишь, что это странно?
— Может быть, она часто меняла любовников.
— Превосходно. И ты можешь назвать кого-то, с кем я могу поговорить?
— Нет.
— Да расколись ты, Трент. Сколько можно клещами из тебя тянуть? Есть у тебя что-то на предмет ее любовных дел или нет?
Он качает головой.
— Разве это так важно?
— Симпатичная женщина, чей образ представляется невероятно чистым и светлым.
— Ну и что?
— А если она была не такой, как казалась?
— По-твоему, она была стимоманкой, склонной к насилию? Вся прелесть в том, Дженни, что вообразить себе можно что угодно.
И отноигу ехидство Деррика на счет обширной болезненной области, именуемой «СЕКС».
— Стало быть, никаких мужчин.
— Ни мужчин, ни лесбийских связей. Вертолет снижается. В зоне сегодня спокойно, и я вижу ледник сквозь прозрачный колпак. Ограду уже починили. Грузчики таскают огромные глыбы льда в обшарпанные грузовики. Вокруг — кольцо вооруженных охранников.
Мы садимся на автостоянке среди множества хмурых лиц. Достаточно малейшего повода, чтобы они обернули оружие против нас. Человек в синем комбинезоне и теплой куртке (хотя на улице больше двадцати градусов) подбегает к вертолету, вид у него недовольный.
— Ты ведь звонил сюда предварительно? — спрашиваю я Деррика, когда винт замедляет вращение. Он машет рукой, что следует понимать как «да», и мы выходим.
Табличка на груди оповещает нас о том, что человека в синем зовут Зак. Один из его ребят подает ему дробовик.
— Так звонил или нет? — шепчу я, глядя, как Зак прикидывает ружье на вес. Ну конечно, он звонил, Зак просто занятой человек, который не любит, чтобы его прерывали.
— Какого хрена вам тут. надо? — спрашивает Зак.
А может, и не звонил.
Зак — лохматый негр с легкой проседью в усах. На леднике холодно. Зак задирает ноги на стол у себя в офисе и отодвигает стул поближе к электрообогревателю.
Не слишком удачное начало. В наше время расизм из прививаемого стал врожденным, и я четко вижу, что думает Зак о белых полицейских, которые лезут на его территорию из-за того, что тут пришили какую-то белую суку.
Деррик — сама официальность. Он полагает, что своими начальственными штучками склонит этого человека к сотрудничеству.
— Здесь работают. — Зак не желает, чтобы мы расхаживали по леднику. — У нас свои правила.
— Мы ведем следствие, ниггер.
— Тут вам не центр города. <главное, всем наплевать, что и эдди в тот день пристрелили>
— Слушай, Зак, золотко. — Он смотрит на меня так, будто я хуже последней белой швали. Я и правда хуже — я легавая. — Мы просто хотим осмотреться. Может, мы пропустили что-нибудь, когда обнаружили труп.
<эдди, к примеру>
— Моим клиентам не нравится, когда на товаре кровь. Иду на риск.
— Могу я дать тебе что-нибудь… для родных Эдди? — У меня в ладони зажата бумажка — пятьдесят долларов. Зак замечает это, прежде чем я кладу руку на стол. Он протягивает руку — я пожимаю ее. — Ну, вот и договорились. — И бумажка переходит к нему на глазах у ничего не подозревающего Деррика.
Меловой контур тела уже стерся под колесами погрузчиков, перевозящих товар Зака. Мы движемся от контура к центру, а потом — по спирали. Я смотрю в пол, Деррик и Зак не отстают от меня.
— Как умер Эдди? — спрашиваю я Зака.
— Это случилось в тот же день, когда нашли женщину. Эдди был ночным сторожем. Мы обнаружили его, когда вы уже ушли. — И когда стрельба наконец прекратилась.
Пол холодный и скользкий, кое-где на нем слякоть. Я что-то не помню, чтобы было так холодно, когда нашли Риву.
— Генераторы вырубились, когда началась стрельба. А помещение нагревается быстро.
Мы идем по кругу футов двадцати в диаметре вокруг места, где лежало тело.
— Эдди был твоим другом? Зак качает головой.
— Он был славный старик. Это место потому и не трогали, что не хотели делать плохое Эдди.
Перед нами ледяная стена, которой я не помню. Мы в тридцати футах от мелового контура.
— Как же его убили?
— Пристрелили, как собаку. Один раз в грудь, другой в голову. — Он косится на Деррика. Тут своя история. Два или три года назад двое полицейских детективов совершили в Южном Централе серию убийств. Не помню, что с ними было не так — наркотики или взятки. Их почерком были два выстрела: в грудь и в голову, причем обе раны были смертельны. «Служить и защищать» — так называли это те двое подонков. Оба стреляли в жертву по разу, чтобы совершить убийство вместе. Этот способ стали называть СИЗ. До сих пор множественные смертельные ранения называются СИЗ-выстрелами.
