— Эшли жжет прялки, которые сдали в обмен на амнистию, — сказал тот, капая себе в глаза «ортекс» и быстро моргая, — а у Гретель утром выходной. Помнится, её собирались проверять на синдром Ожеховского.
[27]
Это такая странная болезнь, которая вызывает хаотическое расстройство периферийной нервной системы, отчего подергиваются руки, ноги и веки. Насколько известно, это неизлечимо.
Джек с Мэри уставились на него, и он пожал плечами.
— Или она просто ждёт водопроводчика.
— Ладно. Мэри, позвоните в клинику Святого Церебраллума и узнайте имя лечащего врача Болтая. А ты, Бейкер, раскопай какую-нибудь информацию о прошлом покойного и выясни, не было ли у него судимостей. Надо узнать, что он затевал. Я вернусь через полчаса. Кофе мне с молоком и кусочком сахара.
Джек взял пакет с обрезом и вышел.
* * *
Похоже, отдел сказочных преступлений нечасто фигурировал в заголовках местной печати. Последние вырезки, что висели на стенах, представляли собой выцветшие колонки новостей из немногочисленных газет, публиковавших подобные истории. Присутствовали заметки об аресте Синей Бороды, о печально известном криминальном боссе Джорджо Порджа
[28]
и ещё несколько — за сорок-то лет. Среди них выделялась единственная статья с первой полосы «Жаба» о Пряничном человечке, но, поскольку Джек упоминался там в качестве «помощника Звонна», Мэри поняла, почему она висит не на виду.
— Я так понял, вы любите кофе, — послышался сзади голос.
Мэри обернулась и увидела молоденького констебля, которого уже встречала на Гримм-роуд. Он обходил соседей. Тогда они перекинулись парой слов, но только по работе. Она даже не знала его имени.
— Спасибо. — Мэри взяла кофе и показала на выдержки из прессы. — Что вы обо всем этом знаете?
— Дело было ещё до моего рождения, — ответил Тиббит, — но, судя по словам Гретель, Джорджо Порджа засадили скорее благодаря Шпротту, а не Звонну. Начальство почесалось лишь тогда, когда дела пошли плохо. Никому нет дела до сказочных персонажей, пока они мочат друг друга. Порджа сделал ошибку, прикончив настоящего человека. Все улики добыл начальник, но дело закрыл Звонн — и выслужился.
— Немудрено, что Шпротт его не любит.
— Более того. Он даже почти не говорит о нём.
Мобильник Мэри зазвонил. Она выудила его из кармана и посмотрела на определитель: опять Арнольд.
— Тут звонит парень по имени Арнольд, — сказала Мэри, протягивая все ещё звонящий телефон Тиббиту. — Скажите ему, что я умерла, а?
Тиббит недоверчиво нахмурился, но все же взял телефон и нажал кнопку «ответить».
— Привет, Арнольд, — сказал он. — Говорит констебль Тиббит. Боюсь, что сержант Мэри погибла в автомобильной катастрофе. — Он кривился, произнося эти слова. — Да, это действительно очень трагично и совершенно неожиданно, — согласился он после паузы, выслушав ответ Арнольда. — Без проблем. Я ей передам. Пока.
Он нажал кнопку «конец связи» и вернул ей мобильник.
— Он сказал, что ему очень жаль и что он вам перезвонит. Боюсь, он мне не поверил.
— Чтобы он от меня отвязался, нужно что-нибудь посерьёзнее смерти. Но всё равно спасибо. Как вас зовут?
— Констебль Тиббит.
— Сержант Мэри Мэри.
Молодой полицейский на мгновение задумался, затем произнёс:
— Режиссер антимира…
— Простите? — подняла бровь Мэри.
Тиббит ещё пару мгновений не отвечал, снова крепко задумавшись, и наконец с торжествующим видом выдал:
— Ррежимная смерть!
— У вас всё в порядке?
— Конечно! — радостно ответил констебль. — Это анаграмма! Если вы возьмете «сержант Мэри Мэри» и переставите буквы, то получите «режиссер антимира» и «ррежимная смерть» или что-нибудь ещё. Вся штука в том, чтобы получилось нечто осмысленное. Я бы мог сказать «мистер ёж и мера рн», но это только звучит как анаграмма, правда?
— Вам виднее.
Мэри думала, что Тиббит станет той соломинкой здравого смысла, за которую она сможет уцепиться, чтобы не спятить в этой дыре, но эта надежда быстро угасала. Понятно, почему он оказался в таком отделе.
— Это палиндром, — объяснил юный констебль.
— Извините?
— Тиббит. Легко запомнить. С конца и с начала читается одинаково. Тиб-бит.
Мэри подняла брови.
— Вы имеете в виду «А роза упала на лапу Азора»?
Он горячо закивал.
— Я предпочитаю более изящные, мэм, например: «Меня истина манит сияньем».
Мэри вздохнула.
— А вы уверены, что правильно выбрали работу?
Поскольку эти слова ошеломили Тиббита, Мэри быстро сменила тему:
— И сколько вы здесь служите?
— Шесть месяцев. Меня направили на три месяца, а потом обо мне, кажется, забыли. Я не против, — быстро добавил он. — Мне тут нравится.
— А как ваше имя?
— Отто, — ответил он и добавил, объясняя: — Тоже палиндром. Мою сестру зовут Анна. Папа любил играть словами. Он четырнадцать раз становился чемпионом мира по скрэбблу. Когда он умер, мы похоронили его в Квинзиберне, чтобы это трехсложное слово даром не пропадало. Большую часть жизни он отыскивал слова, которые вроде бы произносятся неправильно, но на самом деле правильно.
— То есть?
— Например, «кофе», который не «оно», а «он». Он также считал, что слово «аббревиатура» слишком длинное для своего смысла, а слово «односложный» должно состоять из одного слога. Человека, неспособного обучиться чтению, следовало бы обозначать буквой «О», а прилагательное «непроизносимый» должно произноситься как «непрзнсмый».
— И насколько он преуспел?
— Если не считать последнего предложения, которое нашло некоторую поддержку, то не особо.
Мэри сузила глаза: ей показалось, что юноша её разыгрывает, но он, похоже, был вполне искренен.
— Ладно. Короче, вы не мешаете мне, я не мешаю вам. Дайте мне телефон Церебраллума и сделайте Джеку кофе.
Глава 8
Арсенал
Криминалистическая лаборатория Рединга была независимой и занималась всеми аспектами судебно-медицинской экспертизы, а также временами служила научно-исследовательской лабораторией для Звонна. Отдел обслуживал не только полицейское управление Беркшира и Оксфорда, но также Уилтшир и Гемпшир. Звонн давно уже добился, чтобы лаборатория находилась поближе, дабы он мог наносить туда личные визиты, что всегда было эффектнее, чем просто отправка материалов и получение отчёта по ним. Это чрезвычайно бесило оксфордского инспектора Моржа, но наверняка у Звонна имелись причины так поступать.
