Я медленно вернулась в комнату и села на постель, совершенно подавленная. Когда никого рядом не было, слезы легко набегали на глаза. Минут пять я плакала от души, почувствовала себя намного лучше, шумно высморкалась и рассеянно включила телевизор. Попереключала каналы, потом наткнулась на «ЖАБ-ньюс». Конечно, опять говорили о Крыме.
— Новые известия из Крыма, — объявила дикторша. — Бюро Продвинутых вооружений корпорации «Голиаф» представляет последнее новшество в борьбе с русскими агрессорами. Корпорация надеется, что новая баллистическая плазменно-энергетическая винтовка — ее кодовое название «круть» — станет решающим оружием, которое переломит ход войны. Наш военный корреспондент Джеймс Мудакез сейчас покажет нам образец.
На экране крупным планом показали экзотическую винтовку, которую держал солдат в военной униформе.
— Это новая плазменная винтовка «круть», представленная сегодня корпорацией «Голиаф», — объявил Мудакез, держась от солдата на некотором отдалении. — Мы по понятным причинам не можем рассказать вам много, но мы покажем вам ее эффективность. Заряд концентрированной энергии используется для разрушения брони и уничтожения личного состава на расстоянии мили.
Я в ужасе смотрела, как солдат демонстрирует новое оружие. Незримый энергетический заряд разнес танк в клочья с силой десяти гаубиц. Артиллерийская батарея в ладони. Когда улеглись радиопомехи, Мудакез на фоне марширующих с новыми винтовками солдат задал полковнику парочку явно заготовленных заранее вопросов.
— Когда вы предполагаете оснастить «крутью» войска на передовой?
— Первая партия в процессе доставки. Остальные будут поставлены, как только мы построим нужные производственные площади.
— И последнее: как повлияет это оружие на исход войны?
На лице полковника мелькнул намек на эмоции.
— Предсказываю, что русские через месяц запросят пощады.
— Во дерьмо! — вслух выругалась я.
За время службы на фронте я слышала эту фразу тысячу раз. По своей невероятной глупости она заменила даже заезженное «не позднее Рождества». И всегда, без единого исключения, подобные обещания оборачивались чудовищными потерями.
Еще до первых поставок нового оружия само его существование нарушило баланс сил в Крыму. Давно уже не думая об отступлении, английское правительство пыталось переговорами добиться капитуляции русских войск. Русские увиливали. ООН требовала, чтобы обе стороны вернулись за стол переговоров в Будапеште, но процесс завис. Императорская русская армия окапывалась, готовясь отразить наступление.
В то же утро представитель «Голиафа» должен был предстать перед Парламентом и объяснить задержку доставки нового оружия, поскольку они и так на месяц выбились из графика.
От размышлений меня оторвал визг тормозящих шин. Я подняла взгляд. Посреди больничной палаты стояла яркая спортивная машина. Я дважды моргнула, но машина никуда не делась. Никаких рациональных объяснений тому, как она оказалась в палате, не было и быть не могло: через дверь едва-едва пропихивали кровать. Но машина была здесь. Я чувствовала запах выхлопа, слышала рев мотора на холостом ходу, но почему-то ситуация показалась нормальной. Из машины выглядывали люди. За рулем сидела женщина лет тридцати с небольшим, и чем-то она была мне знакома.
— Четверг! — требовательно крикнула она.
Я нахмурилась. Все выглядело очень реальным, и, никаких сомнений, я где-то видела эту женщину прежде. Пассажир, незнакомый молодой человек в строгом костюме, приветственно помахал рукой.
— Он не умер! — торопливо проговорила женщина. — Авария — для отвода глаз! Такие, как Ахерон, так просто не умирают! Поезжай работать литтективом в Суиндон!
— Суиндон? — эхом отозвалась я.
Я думала, что сбежала из этого города — он вызывал во мне слишком много горьких воспоминаний.
Я открыла было рот, но снова взвизгнула резина, и машина исчезла, скорее сложившись, чем растворившись в пространстве; осталось лишь эхо и слабый запах выхлопных газов. Скоро и он исчез, не оставив мне и намека на разгадку этого странного происшествия. Я стиснула голову руками. Водитель действительно был мне хорошо знаком.
Это была я.
К тому времени, когда внутреннее расследование подошло к концу, моя рука почти зажила. Мне не разрешили прочесть материалы — ну и наплевать. Ничего бы мне их выводы не дали, кроме разочарования и злости. Босуэлл навестил меня еще раз и сказал, что мне дают шесть месяцев отпуска по болезни перед выходом на работу. Это не спасало. Я не хотела возвращаться в кабинет литтектива. Во всяком случае, в Лондоне.
— И что ты собираешься делать? — спросила Пейдж.
Она приехала помочь мне упаковать вещи перед выпиской из госпиталя.
— Шесть месяцев — чертовски долгий срок, когда у тебя нет хобби, или приятеля, или семьи, — продолжала она.
Иногда она бывает невыносимо прямолинейной.
— У меня куча хобби.
— Назови хоть одно.
— Рисование.
— Неужто?
— Ужто. В настоящее время я пишу морской пейзаж.
— И давно?
— Лет семь.
— Должно быть, нечто потрясающее!
— Жуткая дрянь.
— Нет, серьезно, — настаивала Тернер (последние несколько недель сблизили нас куда сильнее, чем многолетняя совместная работа), — что ты собираешься делать?
Я протянула ей бюллетень ТИПА-27, где приводился список региональных отделений. Пейдж посмотрела на строчку, которую я обвела красными чернилами.
— Суиндон?
— Почему нет? Там мой дом.
— Может, и дом, — ответила Тернер, — но это же чертовщина какая-то. — Она постучала пальцем по странице. — Работенка для начинающих оперативников, а ты ведь уже три года инспектор!
— Три с половиной. Все равно. Я еду.
Пейдж незачем было знать о настоящей причине. Конечно, бывают и совпадения, но совет женщины, сидевшей за рулем, звучал предельно ясно: Поезжай работать литтективом в Суиндон! Не исключено, что мой глюк был чистой воды реальностью, газета с вакансией пришла сразу после материализации автомашины. Если водитель знала, что говорит насчет работы в Суиндоне, то, возможно, и об Аиде она тоже говорила дело. И я решилась. А рассказать о машине Пейдж я не могла: дружба дружбой, но она тут же разболтала бы все Босуэллу, Босуэлл доложился Скользому, а результатом был бы ливень неприятностей. За последние месяцы я очень хорошо насобачилась скрывать правду и чувствовала себя куда счастливее, чем раньше.
— Нам в отделе будет тебя не хватать, Четверг.
— Это пройдет.
— Тебя будет не хватать мне.
— Спасибо, Пейдж. Я тронута. Мне тебя тоже будет недоставать.
