Выполняя приказ, Шериданы изменили фамилию на Смит и переехали в Индианаполис. Регулярные отчеты от «Смитов» и вспомогательного персонала, расквартированного в Инди, должны были информировать руководителей проекта о развитии ребенка. Штаб-квартира «Седьмого сына» по-прежнему располагалась на секретной базе в Виргинии.
7 сентября родился Джон Майкл Смит.
Как только Джон сложил куски истории в единое целое — и пережил потрясение после слов «Джон Майкл Смит», опаливших все его нейроны, — у доктора Майка начался приступ истерии. Безумный крик психолога разорвал воцарившуюся тишину. Прежде чем Джон понял, что произошло, Майк уже запрыгнул на стол. Его стильная прическа пришла в беспорядок. Крашеные каштановые волосы упали на брови заостренными прядками. Выпученные глаза покраснели от ярости. Ноги мужчины скользили и срывались со столешницы. Он едва не попал каблуком в лицо Джону. Парень двигался быстро и неистово. Через несколько секунд он добрался до Кляйнмана. Встряхнув старика за грудки, Майк закричал, что все это дерьмо.
Чуть поодаль один из семи «близнецов» звал шепотом на помощь; другой напевно повторял: «Конспирация… конспирация»; третий требовал прекратить безобразие и выслушать ученого. Священник, сидевший в конце стола, смущенно произнес: «Но это же мое имя». Джон молча наблюдал за происходящим. Он старался ничему не верить, словно сцена перед ним была какой-то импровизацией, словно сразу после нее всем исполнителям полагалось улыбнуться и пожать друг другу руки. Ситуация походила на розыгрыш. Вот именно! На розыгрыш!
Лейтенант Чэпмен схватил доктора Майка за ворот пиджака и сдернул его со стола. Психолог, потный и красный, распластался на полу. Чэпмен приставил к его виску пистолет сорок пятого калибра и с громким щелчком отвел курок назад. Рука Майка замерла на полувзмахе. Он с удивлением посмотрел в глаза лейтенанту. Казалось, что в видеоплеере включили паузу. Или что два мальчика решили поиграть в игру «Замри». Майк открыл рот, желая что-то сказать. Его кулак подрагивал в воздухе. Но Чэпмен еще сильнее вдавил ствол в висок психолога. «Мы друг друга поняли?» — читалось в его взгляде. Майк медленно опустил руку. Лейтенант не стал убирать оружие.
Кляйнман поднялся из-за стола, сердито протирая галстуком очки. Генерал Хилл отодвинул кресло и подошел к поверженному возмутителю спокойствия. Его тень упала на доктора Майка, как грозовая туча.
— Я не потерплю такого поведения, — произнес он низким и холодным голосом. — Не здесь. Не в моем присутствии. Вы поняли меня?
Майк посмотрел на него и торопливо кивнул. Чэпмен, отведя оружие в сторону, неохотно занял свое место около металлической двери. Хилл повернулся к остальным «близнецам» и погрозил им темным пальцем. Толстый псих перестал хихикать.
— Это касается каждого из вас. Я больше повторять не буду. Никаких драк и насилия! Ни в этой комнате, ни на территории базы! Вы хотите знать, почему оказались здесь? Вы надеетесь, что попали в сериал «Сумеречная зона»? Нет, господа. Вы в реальном мире, и все только начинается. Поэтому заткнитесь и послушайте доктора Кляйнмана.
Старый ученый вернулся к столу. Хилл обвел хмурым взглядом собравшихся людей.
— Если кто-то из вас попытается напасть на этого человека, — добавил он ледяным шепотом, — вы будете иметь дело со мной. Я церемониться не стану. Расстреляю на месте!
«А парень не церемонится», — подумал Джон.
Доктор Майк побрел обратно к креслу, отряхивая полы помятого пиджака. Кляйнман сел и поправил очки.
— Я понимаю, как эта ситуация выглядит для вас, — сказал он, кивнув. — Но вы должны доверять и мне, и генералу.
Он указал рукой на одну часть «близнецов», затем на другую и, словно представляя две группы гостей, произнес:
— Джон Майкл Смит, прошу вас познакомиться с Джоном Майклом Смитом.
Отец Томас, сидевший на другом конце стола, заплакал.
— Зачем вы издеваетесь над нами? — спросил священник.
Кляйнман ответил ему усталой улыбкой.
— Это не издевательство. Мы говорим о величайшем эксперименте, когда-либо проводившемся в истории человечества.
Хью и Дания Шеридан, теперь уже Смиты, растили мальчика в «Меридиан-Кесслер» — зажиточной соседской общине в Индианаполисе. Воспитывая ребенка, они досконально следовали плану, разработанному специалистами проекта. Они поощряли развитие Джонни Смита любыми возможными способами.
Джонни рос таким же добропорядочным католиком, как и его биологическая мать. Хотя Дания, входя в проект «Седьмого сына», указала себя агностиком, а Хью был атеистом, во имя науки вырядившимся в чужую личину, им удалось создать вполне убедительное впечатление обычной католической семьи. В Великий пост Дания пекла коржи для рыбного торта. Хью помогал устанавливать в церкви кабинки для сбора пожертвований. Они не заталкивали катехизис в голову маленького мальчика и лишь объясняли ему основы христианства. Родители рассказывали сыну, что над людьми был Бог, единый и вездесущий. Они учили Джонни религиозной терпимости и заодно знакомили его с иудаизмом, буддизмом, аспектами шаманизма и атеизма.
Благодаря запланированному поощрению приемных родителей и наследственным способностям биологического отца Джонни с ранних лет увлекался спортивными играми. Сначала это были детский бейсбол и мини-футбол, но затем — как у большинства мальчиков, выросших в Индиане, — любимым спортом стал баскетбол. Когда Джонни исполнилось пять лет, Хью прикрепил на задней стенке гаража широкий щит с кольцом. Аллею, усыпанную гравием, превратили в асфальтированную площадку. Перед ужином папа и сын тренировались в свободных бросках, после чего Хью всегда сажал мальчика на плечи, и когда Джонни вгонял мяч в кольцо, они со смехом бежали наперегонки домой — за стол, где их ожидала мама.
Будучи детским психологом, Хью без проблем объяснял ребенку сложные и щекотливые вопросы. Семья посещала художественные выставки, ходила в оперу и театры. Обычно такие мероприятия кажутся скучными для большинства родителей и взрослых. Но Смиты делали эти экскурсии в мир культуры веселыми и интересными для ребенка. Они говорили, что ум может воспринимать картины, как окна в другую вселенную. Они считали концерты и спектакли мифическими существами, которые жили лишь час или два, а затем умирали и возрождались в следующем исполнении. Поэтому каждое выступление было немного другим — по-своему особенным. Как феникс, спросил однажды Джонни после спектакля «Питер Пэн». Его родители гордо улыбнулись. Все верно. Как феникс.
Он вырос, слушая 33-ю симфонию Моцарта и классический поп-45 группы «Beach Boys». Вечерами Дания пела и аккомпанировала на фортепиано в гостиной. Джонни нравилось, когда она выбивала грозные начальные аккорды Пятой симфонии и затем вдруг исполняла веселый мотив «Roll over Beethoven». Это стало их общей шуткой. Каждый раз, когда она пародировала Бетховена, мальчик смеялся. И поэтому она повторяла пародию снова и снова.
Вскоре рисование пальцем сменилось акварелью, свободные броски в кольцо — лихими слэм-данками, а трехколесник уступил место скейтборду и двухколесному велосипеду.
