Женщина владеет английским языком почти безупречно, старательно произносит каждое слово. Как говорящая кукла.
— Но сейчас вы открыты?
— О да. Завтра у нас прием, большой обед. Но сегодня дополнительный рабочий день. Мы не закроемся до пяти часов.
Благодарю ее и кладу трубку. Снаружи ливень хлещет по безлюдным улицам. В будке я остаюсь не поэтому. Наклоняюсь к чемодану, достаю письмо Энн и разворачиваю его, прислонив к стенке.
Энн пишет, что будет через месяц в Китае. С тех пор прошел уже год. Время описывает круг. В письме указан четырнадцатизначный телефонный номер. Не знаю, в каком городе этот телефон и живет ли еще там моя последняя кровная родственница. Родственники: возможно, Энн уже не последняя. Выгребаю всю мелочь, какая у меня есть — фунтовые монеты, пятидесятицентовики и двадцатипенсовики. Чувствую в будке их запах, запах потускневшего металла. Опускаю все в узкую прорезь и звоню снова.
Гудок звучит отдаленно, одинокий сигнал, идущий по морскому дну или через спутники. После четвертого гудка происходит соединение, и Энн отвечает. Открываю рот, чтобы заговорить, и сдерживаюсь, чувствуя себя обманутой.
— Шестнадцать двенадцать три три один девять. Пожалуйста, оставьте сообщение или отправьте факс после долгого гудка.
Потом ее голос произносит то же по-китайски. Кажется, чисто, хотя я не могу об этом судить. Жду долгого гудка.
— Привет, Энн. Это Кэтрин. — Голос мой звучит непривычно. Это не просто эхо длинной телефонной линии. Я говорю слишком медленно, слишком задумчиво, словно вспоминаю, что должна сказать. — Получила твое письмо. Звоню, чтобы узнать…
— Кэтрин? — Голос Энн застает меня врасплох. Опять обманута, думаю я. Представляю себе сестру в ее китайской квартире за стряпней или едой. Дома, с включенным автоответчиком. — О Господи, это ты?
— Я. — Чувствую, что стараюсь улыбнуться. — С Рождеством, с Новым годом, с днем рождения.
— Где ты где… — Прежде чем успеваю ответить, ее голос отдаляется от трубки. Энн обращается к кому-то, возможно, к Рольфу: «Кэтрин. Это Кэтрин. Не знаю». — Кэтрин? Господи, мы не знаем, где ты. Прошло уже почти три года. У тебя все хорошо?
— Я в Лондоне.
— В Лондоне? Так какого черта не звонила? С тобой может случиться что угодно!..
Пытаюсь не говорить этого и все-таки говорю:
— Ты прямо как мать.
Пауза. На телефонном жидкокристаллическом дисплее улетучиваются секунды.
— Энн, как ты? Ты мама? Я тетя?
Она смеется:
— Господи! Да, да.
— Мальчик или девочка?
— Девочка.
— Эдит.
Снова пауза.
— Эдит? Нет. Почему ты так подумала?
— Ты всегда так говорила.
— Вот как? Не помню. Нет, ее назвали Сьюзен. Сью. Она такая хорошенькая, Кэтрин, о, ты бы полюбила ее, она… Хочешь поговорить с ней? — Энн снова отворачивается от трубки. «Рольф, неси ее сюда, быстрее!» — Ну вот, Сью, это твоя тетя. Кэтрин, это твоя племянница.
Я слушаю. На другом конце линии не слышно ничего, кроме дыхания. Думаю о трех. Это неудобное число. В семье из трех человек нечего делить. Если она распадется, кто-то неизбежно останется в одиночестве. Я шепчу:
— Привет, Сью.
Снова голос Энн:
— Она слышала. У нее такой испуганный вид. Приехала бы повидать ее. Время у тебя есть? Чем сейчас занимаешься?
— Ты знаешь чем. Ищу «Трех братьев».
— Шутишь!.. Нет, не шутишь.
— Нет, и поэтому звоню. — Поворачиваюсь в будке, смотрю на юг, в сторону Темзы. Металлический телефонный шнур обвивает мне руку. — Дела идут хорошо. Я кое-чего добилась. Вчера вечером встретилась…
— Не желаю слушать об этом.
— …встретилась с человеком, отец которого продал аграф. Энн, в этом нет сомнений. Возможно, придется ехать в Японию…
— Знать этого не хочу. Когда состоялась продажа?
— Не важно когда. — В футе от моего лица дождь барабанит о стекло будки. — Главное, что я знаю, куда иду.
— То был тысяча шестьсот сорок девятый год, так? Средневековая Франция? Сколько лет прошло? Ты не знаешь, куда идешь, никогда не знала. Сколько можно мытарить себя?
Зажмуриваю глаза, извлекаю из них усталость кончиками пальцев.
— Энн, у меня кончаются монеты. Я позвонила, чтобы узнать про твою жизнь. Как дела?
— У меня все превосходно. Я беспокоюсь о тебе. — В отдалении голос Рольфа. После паузы Энн продолжает говорить. — Тут происходят странные вещи.
Я открываю глаза.
— Какие?
— Ничего особенного, просто непонятные звонки. Один раз кто-то проник в наши файлы на работе. Потом нам позвонили сюда, кто-то попросил твой новый адрес, только мы его не знали. — Она снова сделала паузу. — Кэтрин?
Телефон издает предупреждающую трель. Оборачиваюсь. На дисплее остается тридцать секунд, и они быстро убывают. Я подавляю гнев. Он направлен не на Энн, и я не хочу, чтобы она его уловила.
— Да-да. Время почти истекло, слушай, я позвонила, чтобы узнать, как ты живешь. Была рада услышать о малышке. Сью. Приятное имя.
— Я могу позвонить тебе? Как…
— Я созвонюсь с тобой еще, обещаю. Заботься о семье, Энн. Я люблю тебя.
Лишь перестав говорить, осознаю, что связи уже нет. Кладу трубку. Не знаю, слышала ли Энн мои последние слова, да это и не важно.
Дождь почти прекратился. Выхожу из будки и жду такси. Холод приятно освежает лицо. Думаю о людях, которые меня выслеживают. Вспоминается каменный диярбакырский дом. Собака-ящерица, идущая за мной в толпе. Сирруш, которая ничего не означает, — просто чудовище. Когда подъезжает такси, дождя уже нет. Я все-таки сажусь в машину, на сегодня метро с меня хватит. У меня такое ощущение, что я приближаюсь к цели, и если она не в Лондоне, тем лучше.
Посольство находится напротив Грин-парка, это каменное здание с двумя фасадами между дорогими магазинами ковров и потемневшими от уличной грязи отелями. Очередь к отделу виз, извиваясь, тянется по мраморным ступеням в вестибюль. Миную пост охраны и поворачиваю направо. Спрашивать, где находится библиотека, нет нужды — она отделена от вестибюля только плексигласовой стенкой.
Внутри женщина в черной юбке и белой блузке переставляет книги на полках над невысоким столом. За ним сидят два японских бизнесмена в нейлоновых костюмах. Один, покуривая, читает помятый номер газеты «Иомиури симбун». Другой тайком бросает взгляды на юбку женщины. Все не совсем так, как мне представлялось. Открываю застекленную дверь и жду возле стойки, пока библиотекарша не заканчивает расстановку книг.
— Могу я вам помочь?
Женщина приветливо улыбается. На груди у нее именная бирка с надписью «Акико Куросаки, старший библиотекарь». Она моложе, чем показалось во время разговора по телефону, и я не ожидала, что Говорящая Кукла окажется красивой. Она совершенно однообразна — черные волосы, белая кожа, черные глаза, белая блузка — если не считать косметики. Помада у нее темно-красная, ногти такого же оттенка. Открываю чемодан, достаю девятую записную книжку, старые листки из Диярбакыра заложены между более светлыми страницами.
