– Зачем отпускать? Теща его где живет?
– Поселок Шувалово, улица Варваринская, дом 12.
– Вот там и покараулите, если он сам не покажется, то
знак какой-нибудь подаст, хоть денег пришлет на ребенка-то. А бабку сразу про
него расспросите, да потише там, чтобы соседи не видели. Если он после смерти
жены так переживал, что совсем переменился, в киллеры пошел, должен о ребенке
думать, ребенок у него – единственная память о жене.
Старший следователь прокуратуры Громова прибыла на встречу с
коллективом отдела без опоздания. Надежда внимательно к ней присматривалась.
Дама действительно выглядела представительно. Дорогой хороший костюм и серьги,
правда большие, с зелеными камнями. Неужели изумруды такие огромные? Надежда
привстала с места. Нет, конечно, малахит или яшма.
– Дорогие товарищи! – начала следователь по
старинке, наверное, у них в прокуратуре так до сих пор принято. – Вы
собрались здесь, совершенно справедливо ожидая от меня отчета о проделанной
работе. Погибла ваша сотрудница, молодая девушка Марина Киселева, и мне вполне
понятно ваше беспокойство по поводу расследования.
Следователь Громова хорошо поставленным голосом кратко
изложила обстоятельства гибели Марины. Надежда слушала невнимательно,
во-первых, потому что все это знала в подробностях, а, во-вторых, потому что
народу в комнату набилось порядочно, пришли из других отделов, а они с Сан
Санычем прибежали в последний момент, и им достался один стул на двоих. Сидеть
вдвоем на одном стуле было очень неудобно, Надежда все время ерзала, стул
скрипел. Сан Саныч тихонько ворчал ей в самое ухо, чтобы прекратила вертеться,
ему было интересно послушать Громову.
– Товарищи, – продолжала следователь, – с
удовлетворением могу констатировать тот факт, что дело успешно продвигается. В
ходе проведенных следственных мероприятий преступника удалось выявить и
задержать. Это оказался довольно молодой человек, Бережков Олег Николаевич,
1958 года рождения, работает слесарем на заводе. В ходе допросов Бережков
признался, что шестого ноября в девятнадцать часов вечера он шел в районе
Сенной площади и в пьяном виде пристал к потерпевшей Киселевой. Девушка
испугалась, побежала от него, позвала на помощь, но вокруг никого не было.
Бережков утверждает, что он не имел никаких преступных намерений в отношении
Киселевой, а якобы просто хотел познакомиться.
Следователь остановилась перевести дух. Надежда ошеломленно
повернулась к Сан Санычу.
– Саша, да что же это такое?
На них стали оборачиваться сотрудники, и он зашипел ей,
чтобы немедленно замолчала.
– Далее, Бережков продолжал преследовать Киселеву, она
забежала от него во двор пустующего общежития, затем, пройдя через двор, вошла
в подъезд и стала подниматься по лестнице. Бережков бежал за ней и утверждает,
что в пьяном виде ничего не соображал. Продолжая преследовать девушку, он
поднялся на седьмой этаж, в самой дальней комнате она отступила от него к окну,
а рамы там старые, совсем прогнили. Киселева оперлась на раму, а она оторвалась
и, потеряв точку опоры, девушка упала вниз.
– Да как же ей не стыдно так врать? – зашипела
Надежда, но Сан Саныч больно дернул ее за руку и сказал, что больше никогда в
жизни не сядет с ней рядом ни на одном собрании. Громова между тем продолжала:
– Хочу подчеркнуть, товарищи, что это версия Бережкова,
но пока она подтверждается. Дело еще не закончено, работа ведется, так что
надеюсь в ближайшем времени прояснить кое-какие моменты.
После собрания Надежда кипела, а Сан Саныч был недоволен ее
поведением и молчал. Надежда проскочила за ним в его кабинет и дала волю
чувствам.
– Послушай, что же это такое, берут первого попавшегося
пьяницу и вешают на него убийство? Он небось и не помнит ничего.
– А что ты хотела? Ведь я же просил его разобраться,
чтобы меня не впутывать. Вот теперь моя репутация не пострадает.
– Саша, ты думаешь, что это результат твоего разговора
с Купцовым?
– Конечно, а ты думала как? Сразу и Рубцов уволился, и
дело расследовали, а то тянули два месяца почти, людей только с работы по
допросам таскали.
– Все-таки нехорошо, может быть, тот человек ни в чем
не виноват, а Рубцов сухим из воды выйдет.
– Ну, что же мы можем сделать? Для нас эта история
закончилась.
– Да, пожалуй.
Чистяков созвонился с ГУВД, и Чифа передали его сотруднику
под расписку для проведения следственного эксперимента. Его привезли на старых
служебных «Жигулях» к бывшему общежитию на Сенной. Двое молодых оперативников
вывели его из машины.
– Мы тебе, голуба, сейчас наручники снимем в целях
чистоты эксперимента, но только чтобы у нас без фокусов!
Пока один из парней возился с наручниками, второй, чуть
отступя, держал арестованного под прицелом. Чиф смотрел равнодушно, но вдруг,
резко наклонившись, оттолкнул опера, снимавшего с него наручники, так, чтобы
тот прикрыл его от ствола «Макарова», резко подпрыгнул, юркнул за «Жигули» и,
пригибаясь, бросился в проходной двор. Оперативник, следуя инструкциям
Чистякова, несколько раз выстрелил вслед, забирая чуть выше цели, убедился, что
Чиф исчез из поля зрения и связался с Чистяковым, которому доложил, что
операция прошла как по маслу.
Чиф пробежал несколько дворов, убедился, что погони нет и
перешел на шаг, чтобы отдышаться и подумать. Думалось плохо – вместо мыслей в
мозгу клокотала ярость. Как ни безумно это звучало, он должен был убрать
Кастета. Для этого были две причины: его предательство, подлая подставка, но
еще важнее – то, что Кастет знает про Англию и, пока он жив, сын Чифа,
единственное дорогое ему существо, тот, ради которого он жил сам и убивал
других, не будет в безопасности. Чиф знал только один способ решения всех
проблем, и этот способ он знал хорошо. Кастета надо убить. Плохо, конечно, что
нет оружия и инструментов и никак нельзя заходить ни по одному из своих адресов
– везде могут быть засады, милицейские или, что еще хуже, бандитские.
Чиф огляделся и подошел к мусорному контейнеру. Брезгливо
поморщившись, он вытащил из контейнера разбитую гитару.
Коля-Бубна потер затекшее плечо, он уже третий час торчал на
этом чердаке, не шевелясь и не отрывая взгляда от парадной напротив. Правильно
ему братки говорили: чтобы снайпером быть, мало стрелять хорошо. Нужно такое
терпение иметь, какое у одного на тысячу. Стрелял-то он классно, за это и
вляпался. Теперь сидит здесь час за часом, ни тебе размяться, ни тебе отлить,
ни тебе покурить… а курить страшно хочется. Хорошо Барсуку, он внизу, на
прикрытии, ходит себе по улице, то в машине посидит, то пройдется… нет,
снайпером быть – это не лафа. Ну, конечно, не своя воля, велено ждать – будешь
ждать, под Кастетом не забалуешь. Конечно, людей Кастета уважают, боятся –
Кастет крут, круче некуда – но воли под ним никакой, дисциплина хуже, чем в
армии. Бубна чуть пошевелился, разминая затекшую ногу, и ему послышался
какой-то шорох. Он скосил глаза, стараясь в то же время не потерять из виду
парадную напротив. Должно быть, крыса… Неожиданно от груды пустых ящиков к нему
метнулась серая тень. Гитарная струна захлестнулась у Коли на горле, он
судорожно забился, захрипел…
