До блокпоста перед Бауманской Доронин считал каждый шаг, за шлагбаумом можно было уже расслабиться. Только сейчас немного отпустило бешеное напряжение последних часов. Уполномоченный Альянса отряд не поджидал, поэтому Доронин решил, что раз тот не торопится на встречу, то и им спешить ни к чему. Тем более хотелось отдохнуть, поговорить с Казаковым и уместить в собственной голове полный беспорядок. Нахватался впечатлений и информации, но толкового доклада на этом не выстроишь. Только одна мысль была ясной и конкретной: сорок шесть лет для пенсии достаточно? Или все же рано уходить на покой?..
Есаул поставил чайник на огонь, но Доронин не мог дождаться, когда закипит вода.
– Если уж покрепче нельзя, пусть будет погорячее. – Взяв в руки кружку с чаем, он наконец почувствовал себя лучше. Вопросы только начинались, пока еще неформальные, но нужно было готовиться отвечать на них.
– И как проявил себя отряд?
Дредд покачал головой:
– И не спрашивай! В зеркало теперь боюсь на себя смотреть – поседел небось весь, как дед! В жизни такого бардака не видал. Чтоб я еще раз связался… Ну, Поповкин мне еще ответит! В общем, в Жуковский-то я еще сходил бы, но с такими бойцами, которые кроме «слушаюсь» и «да, товарищ командир» других слов не знают! Это ж не сталкеры – шабашники какие-то… Больше за ними следил, чем вокруг поглядывал, – разбегаются, засранцы, как тараканы.
А если бы в подчинение достались дисциплинированные мужики без малейшей инициативы, лучше стало бы? Результат достигнут, потери минимальны, без них никогда не обходится. Задача в целом выполнена. И скучать ни минуты не пришлось! Сожалеть или радоваться? Доронин еще не определился.
* * *
Старый пенек скрипел, но не сдавался, и уже через две недели потащился на заседание Совета, несмотря на все уговоры врача и Елены еще немного полежать. Алексей сам удивился, обнаружив, что ему не хватало Главного Привратника. Впрочем, к симпатии или жалости это чувство отношения не имело. Не хватало врага, который придавал бы жизни необходимый вкус. Можно было считать это генеральной репетицией – когда-нибудь в это кресло сядет другой Привратник, а в перспективе и сам Алексей. Не так много в бункере людей, из которых еще не выдавлены инициатива и честолюбие, и претендентов окажется всего ничего. Не будет же эта ветошь жить вечно, а с другими преемниками можно разобраться и позже. Расчистив дорогу, он останется один. Алексей задумался: а стоила ли власть над послушным стадом его усилий? Он еще не пробовал такой власти, как можно знать, приятно ли это? Но пока верховодил Борис Владленович, Совет разбирал вопрос о наказании виновного.
– У вас был обнаружен дневник вопреки запретам на ведение записей для всех, кроме оговоренного круга лиц. Вы, Марков, в этот круг не входите.
Человек стоял перед Советом, опустив голову, и не отрицал своей вины. А проступок по меркам бункера был серьезным. Все понимали, что с законом этим перегнули, но отменять его не спешили. Начнется с дневников, а потом и до листовок-воззваний на стенах дело дойдет. Народ в бункере скучает, может и на государственный переворот подняться. А кому это надо? Поэтому – никаких письменных принадлежностей ни у кого быть не должно. Самого Алексея это не касалось, поэтому обвиняемому он не сочувствовал. Сейчас переведут мужика на половинный паек на некоторое время, жена ему так мозг вынесет за это, что тот забудет вообще, как буквы-то пишутся, не то чтоб дневники вести! В этой части вопрос был уже решенным, оставалось только выявить того сталкера-иуду, который ему снаружи тетрадку притащил. На этот вопрос допрашиваемый почему-то не отвечал, хотя это зачлось бы при вынесении приговора.
Конечно, детей учили читать, но навыки письма не прививали, да и не так уж много школьников было в бункере. Ну что ж, научатся выводить печатные буквы, как в книгах, когда придет время поработать на благо родного убежища. Сам Алексей попал сюда подростком, поэтому успел усвоить большое количество книжек и другой полезной информации, да и поначалу Совет не закручивал гайки так, как сейчас. Просто в один прекрасный момент придумали: не возиться с цензурой, а решить вопрос радикально, чтоб и ограничивать было нечего – запретить, и всё тут! Хлопот меньше. Изъяли из библиотеки все книги, в которых упоминались бы конфликты с руководством, чтобы изжить саму мысль о протестных настроениях. Даже детские сказки, в которых говорилось бы о злых царях, никому не выдавали. Но уничтожить не смогли, все-таки извергов не было даже среди Совета, поэтому и бродили до сих пор по бункеру устные пересказы похождений Конька-Горбунка.
Мысль опять вызвала улыбку, хоть Привратник Грицких на него уже не единожды недовольно покосился: что смешного в столь серьезном мероприятии? Алексей всего лишь представил, какой бомбой под систему управления бункера стала бы книжка «Три толстяка». Он частенько ее вспоминал, глядя на пятерых заседающих за столом старцев, хоть толстяков среди них было только два. Книгу он читал очень давно, еще в детстве, и тогда его больше интересовали младшие герои, чем политический подтекст. Если б он знал, что будет созерцать подобное явление в действительности… Не поверил бы ни за что. Но вот стоит рядом с длинным столом и наблюдает.
– Еще раз спрашиваю: откуда у вас взялись письменные принадлежности? Они под строгим учетом, и на складе недостачи не выявлено. Значит, кто-то из сталкеров передал их вам?
Убедительно играет роль Нестеров! Настоящий Торквемада. Кто передал… Если сказку про толстяков вспомнить, то местная Суок и передала – Леночка. Кто тут еще такой закононепослушный? Что хочет, то и делает. И наружу выходит в рейды регулярно. Но обвиняемый Марков не сдавался, сталкера не выдавал. Теперь, поди, Лене придется еще и пайком с ним делиться. За молчание. В общем, расследование не стоило потраченного на него времени, разве в качестве устрашения, чтоб другим неповадно, но Алексей был благодарен Совету за интересное представление – жизнь в бункере уж слишком однообразна. Теперь осталось дождаться последнего развлечения: как будет вылезать из своего тесного угла похожий на пузырь Привратник Хлопов. Выругается матерно на этот раз или нет?
– Борис Владленович…
– Что тебе, Алексей? – Главный торопился и не был расположен к разговорам.
– Нет, ничего важного. Это может подождать.
Алексей хотел спросить, нет ли у Привратника предположений по поводу таинственно появившейся тетрадки. И теперь был уверен, что есть, не так уж слеп старый пенек, как можно подумать.
* * *
В пересказе Сафроненко история каждый раз звучала по-новому. Будто он шлифовал ее или искал слова, с которыми байка будет звучать лучше. Слушателям нравилось в любом варианте, даже если они присутствовали не впервые, – хорошо умел рассказывать Вирус.
– И когда мы к воротам бункера подошли, Дредд постучал прикладом так спокойненько, как домой на станцию пришел. А вокруг тишина, рассвет близится, лес зловещий такой… Черный, мрачный, весь в снегу. Ворота начали открываться, а оттуда – свет на всю поляну. Командир-то даже рукой не заслонился, только власть завещал Нарбекову, если что, и пропал за дверями! Как свет погас, еще холоднее стало.
