Тонкий крик повторился, Егор снова посмотрел в ту сторону. «Гости» в камуфляже организованно покидали подъезд, первый тащил ворох какого-то барахла и довольно тяжелую на вид коробку, двое волокли за собой девчонок. Одной на вид было лет двенадцать, высокая, растрепанная, в синих джинсах и яркой куртке, она сопротивлялась из последних сил, упиралась и, кажется, царапалась, но без толку. Извернулась немыслимым образом и вцепилась зубами в сжимавшую ее запястье лапу боевика. Тот на ходу поднял зажатый в другой руке автомат и опустил приклад на голову девчонке. Легонько так, точно случайно уронил, но ей хватило – девчонке точно ноги подрубили, она свалилась на асфальт, боевик поднял ее, как котенка, и зашвырнул на заднее сиденье зеленого внедорожника. Вторую – сестру или подружку первой, – лет десяти или немногим старше, в кислотно-зеленом комбезе, втолкнули в черную машину, и оказавшийся там первым боевик посадил девчонку себе на колени, зажав ей ладонью рот. Второй сел рядом, захлопнул дверь, и машины одна за другой покатили прочь, Егору показалось, что сквозь паскудную музыку снова донесся крик, но машины были уже далеко. Из окна второго этажа вырывалось пламя, летели горящие обрывки, к пасмурному небу поднимался черный дым, а упавший человек так и лежал на дорожке, светлая стена над его головой была покрыта бурыми пятнами.
Егор отвернулся, опустил пистолет. Вот все и разъяснилось, новые хозяева города забрали последнее, что оставалось у цеплявшейся за жизнь семьи. Взяли дань в своей манере, не претерпевшей изменений за сотни лет, что хранили верность родоплеменному укладу жизни и теперь процветают, став высшим звеном в стихийно сложившейся новой цепи питания. Девчонки поживут еще какое-то время, неделю или две, может, больше, может, меньше, но лучше бы им было вообще на свет не родиться, оголодавшему зверью новые игрушки наскучат не скоро. А собакам и крысам день или два не придется драться за еду, всем хватит, даже воронам – их не пугал огонь и дым, две крупные черно-серые птицы уже приземлились на газоне и прыжками приближались к мертвецу.
Егор постоял еще немного, решив проскочить часть оставшегося пути под прикрытием стен и какой-никакой, но все же крыши над головой. Двинулся вперед, обошел опрокинутые стеллажи, шагнул к магазинной двери, оглядываясь в полумраке.
И сразу же напоролся. Вышел из-за выступа стены и чуть ли не нос к носу столкнулся с человеком, одетым, как и он сам, – в камуфляжную полевку, высокие ботинки и просторную кожаную куртку сверху. Человек, по виду примерно ровесник, был высокий, с Егора ростом, поджарый, голову в натянутой на самые глаза темной шапке чуть наклонил вперед и смотрел исподлобья. Не оторопел, не шарахнулся обратно, остановился так, точно его в землю вкопали, правую согнутую в локте руку держит на уровне бедра, в ней Егор заметил пистолет. Их разделяло метра три, он поднял «макаров», но не целился, просто держал перед собой, замер в таком положении. А чужак стоял спокойно, подобрался, готовый к любым неожиданностям, к любому обороту дела, пистолет в его руке уставился на Егора черным зрачком. В полумраке они щупали друг друга взглядами, одновременно, синхронно пытаясь за секунды внести столько ясности, сколько возможно, понять встречного и выбрать тактику. «Еще один зритель, – уверился Егор, – из местных. Тоже, видимо, мимо шел, когда шакалы налетели, и тоже отсидеться решил».
Нечаянное рандеву напоминало встречу на узкой тропе двух зверей, одинаково сильных, ловких и безжалостных и вовсе не настроенных драться просто так, ради самого процесса. Егор почти физически чувствовал, как в нем в который раз за последние месяцы включились какие-то глубинные инстинкты, не имевшие ничего общего с интеллектом хомо сапиенса. Один господь ведает, как называлось то, что пролегло сейчас меж ними обоими, – то ли телепатия, то ли немалый жизненный опыт, помноженный на те самые обострившиеся у каждого звериные инстинкты. Егор ни за что не смог бы описать словами, как и почему он понял и почувствовал это, но совершенно точно знал, что случайный встречный сам не рад этакому вот тет-а-тет, что у него своих забот выше крыши, и он отнюдь не горит желанием устроить баталию неизвестно с кем… Патронов-то тоже, поди, кот наплакал, а девять граммов в блестящей гильзе сейчас дороже жизни, она-то как раз ничего не стоит в отличие от свинца.
И медленно, очень медленно, держа палец на спусковом крючке, Егор сделал шажок в сторону. Точно так же поступил и чужак. Угроза слабела, в напряженной тишине, с оружием на изготовку они расходились плавными, осторожными шажками, будто перемещались по минному полю с многочисленными растяжками, и ожидая подвоха, и пытаясь как-то дать понять друг другу, что драться не собираются. Старались не всполошить резким движением, нечаянным взглядом… Разошлись, наконец. Егор медленно отступал влево, чужак вправо, расстояние меж ними росло. Не поворачиваясь спиной, не опуская оружия, оба убрались каждый в свою сторону, к своей двери – выдранной с корнем входной и небольшой, в бывшей подсобке, выводящей к тому самому забору. И потеряли друг друга из виду. Оказавшись на улице, Егор рванул со всех ног, бежал, не оглядываясь, глядя главным образом себе под ноги, и косился по сторонам, не упуская из виду ни одну тень, не сомневаясь, что чужак поступил так же. Сумерки сгущались, очертания домов без единого огонька в окнах стали вовсе уже нереальными, Егор слышал только звуки своих шагов и стук сердца, чувствовал, как медленно отпускает сумасшедшее напряжение.
Легко отделался, можно сказать, у таких встреч обычно один исход – в зависимости от своих навыков и умений одна из сторон переходит в категорию «двухсотый», выживший получает бонус: лишние сутки жизни. По-другому никак, ибо в этом мире уже давно нет людей, остались приматы, только предпочитающие белковую пищу, при случае не побрезгуют и себе подобными. Но как быстро, прошло-то всего ничего, меньше полугода с того дня, когда замолчали ТВ и радио, как из московских аэропортов взлетели последние самолеты, увозившие крупную и мелкую шушеру: депутатов, чиновников, банкиров, министров, их родственников и свиту прочь от скатившейся в бездну страны. Но предсказанный пророками конь бледный тут и не валялся, без него обошлось превосходнейшим образом. Да, в самом деле, сколько? Егор прикинул на ходу – получалось три с небольшим месяца, что прошли с августа, всегда злосчастного, тяжелого, несущего с собой одни несчастья для России и угробившего ее наконец, добившего, как агонизировавшего зверя, чтобы не мучилась. Последнего мирного месяца их жизни, когда еще верилось, что все обойдется, что удержится ситуация, сохранится иллюзия стабильности и покоя. Но просчитались. И произошло все не вдруг, не в один день, а назревало долго, как гнойник, и прорвалось, затопило под толщей грязи и крови. В августе, в том самом проклятом августе, а началось все гораздо раньше, накануне тех дней, когда он вернулся в свой родной город, где не был полтора десятка лет, за два месяца до убийства Президента агонизирующей России.
Глава 1
Сбитая ударом палки с пенька гадюка извивалась на траве, скручивала длинное, почти полуметровое, тело кольцами. Ее трехгранная голова с немигающими глазами двигалась в такт движениям прутика. Егор обошел гадину, остановился сбоку и прижал рогатиной шею змеи к траве. Черные кольца исчезли, гадюка вытянулась во всю длину, выгнулась над землей, черный острый хвост стегнул по высокому голенищу ботинка. Егор отбросил тонкую березовую ветку, наклонился, схватил змею за верхнюю часть шеи, уперев указательный палец в основание головы с раздвоенным белым языком. Гадюка билась в руке, изворачивалась, еле слышно шипела и разевала нежно-розовую пасть с тонкими ядовитыми зубами.
