Есть, запрыгнул, подтянулся. Сразу толчок и прыжок, внизу на той стороне какая-то гадость. Приземлился. Точно, что-то сзади чернеет, но оглядываться некогда. Что там дальше? А, да, лестница, подъем наверх. Две ступеньки уже оборваны, трассу не обновили, хорошо. Залез. Бег по перекладинам, тут важна скорость. Чем быстрее перебираешь ногами, тем легче держать равновесие, главное, чтобы нога не поехала. Как же мешает аптечка!
Есть, дважды чуть не упав, пробежал. Лабиринт. Можно скакать по нему, задрав оружие над головой, но я встал на четвереньки и тупо пролез по низу, лишь в двух местах цепляясь «Жалом» за металлоконструкции. На скорости его пройти, конечно, быстрее, но я с грузом. Что там далее? Полоса препятствий?
Нет, бег. А теперь полоса, классическая, такая есть даже в нашей школе. Вниз под металлоконструкцию. Перекат. Теперь вверх, прыжок, перевал и снова вверх. Прыжок, еще прыжок. Перекат. Перепрыгнул через шатающиеся детали, двигающиеся вправо-влево, – девчонки так делали. Последний «шатун» тоже перепрыгнул и, выходя из кувырка, прижался к земле.
Успел, надо мной пролетел мешок. На самом деле не мешок, а стальная болванка, обитая искусственной кожей, но терминологию лучше соблюдать. Этот момент – самый скользкий, почти все девчонки на нем сыпались. Если бы не видел, как его проходить, не успел бы, слишком быстрая должна быть реакция, чтобы уйти от мешка в полете. У меня такой нет.
Прополз под ним, позорно, как трус. Но я не на конкурсе благородства и отваги. Вскочил, побежал.
Теперь около ста метров чистого бега, правда, то в горку, то с горки, но здесь препятствий нет. А вот и колесо. Хорошо разогнавшись, сигаю сквозь медленно вращающиеся спицы. Колесо массивное, на треть запрятано в пол, попадешь под спицу – сломает тебе ноги. Или руки. Чем попадешь. У меня получилось проскочить. Кувырок. Однако вышел я из него неудачно, из-за аптечки. Трудно придерживать и игломет, и аптечку, но я не мог бросить ни то ни другое.
Встал. Захромал. Mierda! Но быстро идти можно, а большего не надо, недалеко осталось. Вот тот самый обрыв. Разогнался, прыжок!
Схватился за свисающую с потолка цепь, но не смог удержаться и заскользил вниз. Есть, зацепился!
Игломет сполз и забился о бедро. Аптечка тоже вела себя непорядочно, а я висел и ругался сквозь зубы, пытаясь не рухнуть следом за той девочкой. Матов подо мною не оказалось, высота – метра четыре, падение будет несладким. Только тут до меня дошло, я без скафандра.
Если думаете, что прыгать на цепь – то же самое, что прыгать на канат, глубоко ошибаетесь.
Есть, совладал с цепью, подтянулся вверх. Теперь раскачаться, сильно раскачаться, иначе не допрыгну.
Туда. Сюда. Вперед. Назад. Вперед. Назад. А девчонки как-то прыгали с первой попытки! Но вот получилось, амплитуда вроде достаточно большая. Оторвал руки, ееееее!!!
Чуть-чуть не долетел, мешали все те же аптечка с иглометом, но то, что я без скафандра, сработало в плюс, удалось поймать волшебно исчезающий момент равновесия и не свалиться.
Все, дошел. Вот и приснопамятный мешок, мать его! Глянул вниз. М-да, она там. Лежит, стонет, приложив руку к груди, другой царапает землю, безуспешно пытаясь подняться.
– Я иду! Все хорошо! – крикнул я и, схватившись за металлоконструкцию, прыгнул вниз.
Повис. Так, теперь следующая конструкция, перебрать руками, уцепиться. Теперь балка. Какая же сложная система у этих модулей! И как эта хрень может за полминуты трансформироваться во что угодно? Придумают же!
Все, внизу безопасно, можно отпустить руки.
Бум.
Подбежал, опустился рядом. Ну, какой же я все-таки пентюх! Какой из меня доктор?! Я же понятия не имею, что и как надо делать!
– Привет, как дела? Все хорошо?
Она посмотрела на меня, как на святого, не иначе спустившегося на Землю, чтобы помочь ей. Очевидно, вероятность увидеть здесь его и меня была приблизительно одинакова.
– Пальцы чувствуешь? Пошевели пальцами! – потребовал я, ощупывая ее ногу поверх сапога. Снимать сапог не стал.
Если не знаешь, что делать, ни в коем случае не показывай этого. Иначе начнется паника. Лучше делай вид, что все под контролем, даже если будешь нести чушь.
– Чувствуешь пальцы?
Она кивнула. И мышца под моей рукой взбугрилась. Хорошо, значит, позвоночник цел.
На большее моих знаний не хватило, потому я занялся ерундой, что-то спрашивая и что-то ощупывая, пытаясь больше привести ее в себя морально, чем совершить что-то полезное. Это у меня получилось. Девочка перестала плакать, глаза ее засветились надеждой. Когда что-то спрашивал, кивала или возражала. Я понял, это тоже результат.
– Все хорошо, все будет хорошо! – приободрял ее я, открывая аптечку и пялясь в нее, как перуанец на гермозатвор планетарного шлюза. – Веришь? Все будет отлично!
Она верила.
Тут меня мягко, но очень настойчиво оттеснили в сторону, и я с радостью последовал этому приглашению.
Они были здесь все: тренеры, девчонки, Катарина и еще две женщины в белом с повязками с красными крестами на рукавах. У них тоже аптечки штуки три, а девчонки несут складные носилки.
Пострадавшую окружили со всех сторон и принялись где снимать, а где срезать одежду, ощупывать, осматривать, спрашивать уже по делу. Одна из медичек уже доставала ампулу и шприц из моей открытой аптечки. Ну вот, теперь точно все будет хорошо. Я облегченно вздохнул и отполз подальше, чтобы не мешаться, моя миссия выполнена.
И, только успокоившись, я понял, что сам я перуанец. Из самой высокогорной глухой перуанской деревни. Потому что шел я сюда верхами, проходя по полосе смерти, да еще пятой, на которой ни разу не был, без скафандра, с грузом, а они все спокойно и быстро, не напрягаясь, пришли по дорожке с зеленой полосой. Резервной. Безопасной.
Я засмеялся, но тихо, чтобы не привлекать внимание. Это был истерический смех. Из глаз покатились слезы, и я понял, что не могу остановиться, – с ним из меня выходило все напряжение, скопившееся внутри за две недели изнуряющих тренировок. Все эти полосы, препятствия, падения, избиения, насмешки Катарины и других офицеров и, конечно, постоянный риск, угроза в любой момент превратиться в бывшего Хуана Шимановского. Особенно сегодня, здесь и сейчас. Цель, которую преследовал по дурости, рисковал жизнью из нежелания думать и ориентироваться. Рыцарь, блин!
Из состояния беспричинного смеха меня вывел пинок Катарины:
– Встать!
Я взял себя в руки и поднялся, машинально отмечая, что за ее спиной упавшей девушке что-то вкололи и теперь аккуратно, всей толпой, перекладывают на носилки. Перевел взгляд на сеньору майора. Глаза той пылали бешенством. Но я ее не боялся – хватит, отбоялся свое. Все, что я испытывал к ней сейчас, – презрение. Огромное и всепоглощающее. Я почувствовал, как глаза мои наливаются кровью, а губы искривляются в усмешке.
