– Так нельзя. Он может отказаться сотрудничать с нами.
Нужно найти другие варианты. Я попытаюсь использовать фрау Веронику Вурцель, но
не уверен, что она сможет мне помочь. Вы же знаете, как она подвела герра
Брекхауза. Он мне сам обо всем рассказывал. Возможно, удастся уговорить
господина посла через его помощника Баграмова. Пока не знаю.
Собеседник снова что-то сказал.
– Нет, нет, – снова торопливо повторил
Фаркаш, – я пока не принял решения. Мне все равно, кто именно мне поможет.
Лишь бы мне помогли.
«Кажется, у меня уже развивается идиотическая
шпиономания, – разозлился Дронго, громко постучав в дверь детям, даже не
доставая свою карточку-ключ. – В конце концов, какое мне дело до всех их
проблем! Или дети правы, и я стал таким классическим сыщиком, которому до всего
есть дело. Сегодня мы встретим Новый год, а через два дня улетим – и больше
никогда не увидим ни дочь президента, ни амбициозную семью Яцунских, не услышим
про непонятные проблемы мистера Фаркаша или его знакомого Давида Модзманишвили.
Все это останется в прошлом».
Дронго вошел в комнату, закрыл за собой дверь.
«Но, судя по всему, они напрасно собрались вместе на
новогодний ужин, – подумал он, – ведь у них накопилось столько
проблем, которые явно невозможно решить за несколько часов. Хотя какое мне
дело, пусть решают все сами».
Передав сумку, о которой она просила, дочери, он вышел из
номера. И увидел идущую к номеру Фаркаша уже знакомую блондинку. Кажется,
Вероника Вурцель, которой Фаркаш не советовал доверять. Дронго невольно
усмехнулся и двинулся к своему номеру. Женщина шла ему навстречу. В этот раз
она была в джинсах и темном пуловере.
– Добрый день, – приветливо поздоровалась она
по-английски, – мы, кажется, уже не первый раз с вами видимся.
– Да, – сдержанно подтвердил Дронго, – мы уже
виделись.
– Вы живете в соседнем номере? – уточнила она.
– А вы разве тоже живете на нашем этаже? – Ему не
хотелось, чтобы она узнала о разговорах, невольным свидетелем которых он был.
– Нет, я живу на шестом, – улыбнулась она, –
а здесь живет мой друг.
Дронго развел руками.
– Могу только позавидовать вашему другу, – любезно
сказал он.
– У нас с ним только бизнес-интересы, – улыбнулась
она, останавливаясь перед ним и вызывающе глядя ему в глаза. – Вы будете
встречать Новый год в отеле? Придете на новогодний бал?
– Обязательно, – кивнул Дронго.
– Значит, там и увидимся. Меня зовут Вероника
Вурцель, – она протянула ему руку.
Он назвал свое имя и фамилию. Ему не хотелось, чтобы она
узнала о том, как обычно его называют. И тем более сказала бы об этом Фаркашу
или Давиду.
– Очень приятно, – сказала она и постучала в дверь
Фаркаша.
Дронго кивнул, доставая свою карточку-ключ и открывая дверь.
Он вошел в номер и увидел Джил. Искушение подслушать, о чем сейчас будут
говорить Вероника и Фаркаш, было огромным, но в присутствии Джил вести себя
подобным образом просто неприлично. Он и так был не очень корректен, когда в
номере у детей пытался подслушать разговор соседей. Может, он заранее
чувствовал надвигающуюся трагедию? Возможно, сказывался его многолетний опыт.
Когда переплетается столько интересов и люди так истово ненавидят друг друга,
но все же собираются вместе, можно гарантированно ждать какой-нибудь
неприятности.
До Нового года оставалось чуть больше семи часов. И никто в
целом мире не мог знать, что это последние часы жизни одного из постояльцев
отеля, приехавших на новогодний бал в Вену. Об этом мог знать только убийца,
уже готовивший свое преступление, и никто больше. Об этом начал смутно
догадываться Дронго, чувствующий, что восьмой столик окажется «проблемным», когда
на новогодний ужин соберутся двенадцать человек, так непохожих друг на друга,
но волею судеб оказавшихся вместе.
Глава 5
Он уговорил Джил спуститься к новогоднему ужину немного
раньше. Официально все гости были приглашены к девятнадцати тридцати по местному
времени, но было понятно, что многие придут намного позже. Однако уже к восьми
часам он вместе с Джил и детьми спустился вниз, на второй этаж, где находился
их столик. Нужно отдать должное расчетливым австрийцам. В отеле «Мариотт» был
использован буквально каждый метр свободной площади. В кафе внизу все столики
были сдвинуты таким образом, чтобы разместить на этой площади как можно больше
гостей. На втором этаже вокруг лестницы и на веранде тоже были расставлены
столики. Наиболее почетных гостей провожали в специальный зал на втором этаже.
Там стояли столы, рассчитанные на двенадцать человек. Музыканты должны были
играть на площадке второго этажа, и место, оставленное для танцев, было таким
маленьким, что если бы все гости захотели одновременно танцевать, то просто не
поместились бы на столь ограниченном пространстве. Повсюду были развешаны
гирлянды цветных шаров, которые полностью закрывали обзор со всех сторон,
создавая своего рода искусственные барьеры между столиками, находившимися на
веранде.
В зале, где находился их пятый столик, уже были расставлены
столы с едой и размещены огромные экраны, на которых можно было видеть все, что
будет происходить на веранде и на обоих этажах просторного холла отеля
«Мариотт».
– Довольно необычно, – сказала Джил, оглядываясь
по сторонам. – Кажется, мы пришли первыми.
– Ну и прекрасно. Можем выбрать лучшие места, –
кивнул Дронго.
Нужно отдать должное хозяевам. Пытаясь сэкономить на местах,
они не выгадывали на еде, особенно в большом зале, где каждый из гостей заплатил
довольно большую сумму за свой ужин и присутствие на этом новогоднем балу. На
столиках была расставлена еда: от изысканных рыбных закусок до различных супов,
горячих блюд и десертов.
За восьмым столиком пока никого не было. Минут через десять
неожиданно появился Баграмов. Он деловито оглядел стол, почему-то поправил
салфетку и подозвал официанта.
– Разве здесь не указаны имена гостей? – строго
уточнил он по-немецки.
– Нет, – ответил официант, – гости могут
рассаживаться в любом порядке.
– Это неправильно, – нахмурился Баграмов, –
нужно поставить имена с табличками, чтобы каждый знал, где именно ему сидеть.
– Обратитесь к метрдотелю, – предложил
официант, – нам никто не говорил про таблички с именами. Посмотрите на
другие столы, нигде нет табличек. Гости могут садиться так, как им нравится.
– Так не должно быть, – разозлился
Баграмов, – где ваш метрдотель? Я сейчас с ним поговорю.
– Почему он так нервничает? – спросил Дронго,
обращаясь к дочери. Она перевела ему разговор. Каждый раз, когда ему
приходилось просить о помощи детей, он испытывал некоторое смущение, словно
собственное несовершенство делало его несколько смешным в их глазах. И хотя он
владел английским, итальянским, турецким, фарси, с детства считал родными
азербайджанский и русский, тем не менее незнание испанского, французского или
немецкого очень сильно мешало ему.
