— Ты говорил, он не сможет разориться, даже если попытается.
— Я так сказал? — Его голос доносится с двух сторон, из трубки и эхом. — Ну, может, и сказал. Но я тогда не знал его.
— Ты и сейчас его не знаешь.
— И я не имел в виду, что он разорится до смерти.
Они видят друг друга одновременно. Он сидит на столе, к двери лицом, мобильный в одной руке, пластиковая ложковилка в другой, жестянка с лапшой опасно балансирует на коленях. Карл невысокий, а широкий стол и стиснутые колени делают его еще меньше. Унылый дорогой костюм, в котором Карл выглядит старше. Сидит в рамочке кабинета и окна за спиной. Словно икона, думает Анна, или карикатура. Мандарин Налоговой: безыскусный, бессердечный, всепожирающий.
На столе ничего, только лист бумаги. За окном на юге расстилается Лондон, небо набухло дождем. Карл швыряет телефон, показывает ложковилкой точно на дверь.
— Закрой. Хочешь чего-нибудь?
Она закрывает дверь. Кабинет огромен, но кресло всего одно, за столом, на котором сидит Карл. Анна подходит к креслу, вешает на спинку пальто, кладет сумку на сиденье. Карл поворачивается к ней.
И я не имел в виду, что он разорится до смерти.
— Похоже, тебе нужен кофе. Надеюсь, ты хорошо спишь.
— Я не хочу кофе.
— А стоило бы. Здесь, наверху, он лучше. Ты удивишься.
— Он умер? — тупо спрашивает она.
— Это ты мне скажи.
Он не улыбается. Он вообще-то даже и не смеется над ней. Его голос — его хамство — больше не сочетаются с внешностью. Будто, пока он говорил, ветер переменился, а Карл остался сидеть с приклеенной ухмылкой, с вызывающим видом.
Раньше она этого не замечала, но ведь она нечасто видела его в последние месяцы. Вблизи его лицо искажено, будто он нарочно старается не выглядеть усталым. Он и впрямь кажется старше, и не только из-за костюма. А главное, он абсолютно сочетается с кабинетом. Она кратко радуется за него, а потом жалеет, и радуется уже за себя.
Он отставляет лапшу, протягивает Анне лист бумаги:
— Вот. Бери, он не кусается.
— Что это такое?
— Это нашли в «СофтМарк».
Она берет листок. Он почти пуст. По одному краю копировальная машина испачкала лист краской. Пониже пятна на белом поле темнеют шесть коротких рукописных строчек.
Она замирает, сердце уходит в пятки.
— Сказали же, что не было никаких записок.
— Это не записка. Не похоже на записку, — говорит Карл. И, помедлив: — Ну, я не знаю, записка это или нет.
Она присаживается рядом с ним на стол. Бок о бок, как сидели по утрам на скамейке в сквере. Потратив столько времени на расследование, удивительно, что она ни разу не видела почерка Джона. Этот отличается от изящной каллиграфии в приглашении на зимний бал. Совсем мелкий почерк, почти неразборчивый. Нацарапано, будто слова боялись занять больше места, чем необходимо.
Как меняемся мы под ударом. Как мы податливы. Трудно сказать, кем мы станем, тяжело объяснить, что мы едим и под чем спим. Моя жизнь — груз. Я совершил поступки, которых никогда не ожидал. Теперь я вижу, что кое-где ошибся. Жаль, что я…
Она читает дважды, сначала залпом, слепо, так что приходится вернуться и перечесть.
— Не похоже, что он ее дописал, — говорит Карл. Утверждение, но похоже на вопрос.
— Да.
— Это может означать что угодно.
— Да, что угодно.
— Там не написано, собирается ли он что-нибудь делать. Правильно?
Она кладет листок на колени. Разглаживает. К ней вновь возвращается видение, если это было видение. Призрак под деревьями. Она чуть не плачет и закрывает глаза, сдерживается.
— Анна?
— Все нормально. Минуту.
— Хорошо. — Он угрюмо возится у нее за спиной. Открывает и задвигает ящик. Она смотрит на Карла — тот протягивает ей платки, маленькую стопку в пластиковой упаковке, на ткани рисунки, нелепые лица знаменитостей и политиков. — Вот. Я их держу для интервью. Не волнуйся, они мне достались бесплатно, к чему-то в нагрузку. Поразительно, как много клиентов плачут над деньгами, да?
— Спасибо. — Она разворачивает платок. Лицо на нем знакомое, хотя она не сразу его узнает. Гость Джона, бывший министр обороны из стеклянных комнат. Она радуется, что не сам Джон.
Это, должно быть, цифры виноваты, как вы думаете? Цифры и общество не сочетаются.
Она прижимает нежную ткань к глазам. Потом сминает платок и скатывает в шарик. Огромная хромированная мусорная корзина через стол, Анна бросает в нее комок и промахивается. Карл насмешливо фыркает.
— Почаще надо бывать на работе.
— Я бываю, — говорит она. — Я же здесь? Ты хочешь, чтобы я его нашла, так?
Он проводит языком по зубам, задумчиво выковыривая остатки еды.
— Более или менее, да. Я хочу, чтобы ты его вернула.
— Зачем?
Он удовлетворенно кивает.
— Это не значит нет.
— Это не значит да.
— А должно, — говорит он. — Ладно. — И, растопырив ладонь, загибает пальцы, перечисляя причины: — Первое: его не было четыре дня. Считалось, что он в отъезде по делам, но ничего подобного. Можно было ожидать, что жена позвонит в полицию, но она не звонит. Эта его жена вообще никому не звонит, ни с кем не разговаривает. Отпустила его. Спроси меня, я бы сказал, она что-то знает.
— Может, ей стыдно. Может, она думает, что он ее бросил. Все бросил, — говорит она, сама себе не слишком веря, даже не зная, почему все это говорит — может, потому, что ход Карловых мыслей столь грубо точен, — и Карл смеется.
— Глупости. Богатые люди — они как проститутки. Всегда говорят, что собираются уйти. И никогда не уходят.
— И ты, конечно, знаешь, как это бывает.
— Не суди меня, — говорит он, голос его слегка меняется, душевность наоборот, — и я не буду судить тебя. В любом случае неважно, почему он ушел. Важно, что мы его вернем. Четыре дня позволяют считать его официально пропавшим, что означает — раз уж он пропавшая персона, — что в дело вовлечена полиция. К сожалению, им непросто. Лоу наконец впустили их в дом, но по-прежнему не желают говорить ничего длиннее «да» или «нет», а в «СофтМарк» еще хуже — ребята ни с кем не делятся информацией, если уверены, что это сойдет им с рук. Так что нас попросили о содействии. Мы последний государственный орган, который имел, — он облизывает губы, словно размышляя, — личный контакт с мистером Лоу. Ты последний представитель правительства, который с Лоу встречался лично. Значит, ты и будешь помогать полиции в расследовании. Тебе надо поговорить с инспектором Минтсом. Он держит нас в курсе, ты будешь держать в курсе его. Понятно? Затем — это вторая причина — государственное расследование. Есть очень важные люди, которые хотят поговорить с мистером Лоу. У них серьезные проблемы — они не понимают, что за дерьмо он тут оставил. Они мало что знают о кодах и вирусах и надеются, что он сможет им объяснить. Так что ты работаешь на правительство, как всегда.
