По какому-то неуловимому сигналу все они одновременно положили перед собой копии графиков.
— Что касается плана, то у нас, в общем, нет возражений, — сказала женщина-Человек, сидевшая крайней слева. Тут она выдала отсутствие у себя (у них?) телепатии: взглянула на своих соседей. Те, в том числе и тельцианин, чуть наклонили головы в знак согласия. — В те дни, когда вам потребуются оба челнока, могут возникнуть неудобства, но мы сможем придумать, как обойтись без них.
— … Что касается плана? — вопросительно повторила Мэригей.
— Нам следовало сказать вам об этом раньше, — ответила Человек, — но это должно быть очевидно. Мы будем настаивать на том, чтобы вы взяли с собой еще двоих пассажиров. Человека и тельцианина.
Конечно же. Мы были уверены, что нам навяжут Человека, и должны были догадаться и о тельцианине.
— С Человеком не будет трудностей, — сказал я. — Он или она будут есть ту же пищу, что и мы. Но рацион на десять лет для тельцианина? — Я быстро прикинул в уме. — Это дополнительные шесть, а то и восемь тонн груза.
— Нет, с этим тоже не будет проблемы, — проскрипел Антарес-906. — Мой метаболизм можно перестроить для того, чтобы питаться вашей пищей, добавляя всего лишь несколько граммов особых веществ.
— Думаю, что вы сможете понять, насколько это важно для нас, — сказала Человек. Почему-то из всех четверых говорила она одна.
— Теперь, когда я думаю об этом, мне, конечно, ясно, — ответил я. — Обе ваши расы за сорок тысяч лет могут несколько измениться. Вы хотите иметь пару путешественников во времени как представителей базовых линий.
Мэригей медленно покачала головой, закусив нижнюю губу.
— Нам придется изменить порядок набора экипажа. Не хочу обидеть вас, Антарес, но у нас много таких ветеранов, которые не смогут вытерпеть вашего присутствия в течение десяти часов, а не то что десяти лет.
— В любом случае мы не сможем гарантировать вашу безопасность, — добавил я. — Многие из нас были подвергнуты гипнотическому кодированию, которое приказывало убивать любое существо вашего вида, как только оно окажется в зоне досягаемости.
— Но они все прошли раскодирование, — сказала Человек.
Я подумал о Максе, которого мы планировали использовать в качестве помощника гражданского инженера.
— Боюсь, не у всех это прошло одинаково успешно.
— Все это понятно и простительно, — заявил Антарес. — Если эта часть эксперимента провалится, значит, она провалится. — Он перевернул последнюю страницу нашего сообщения и указал на схему грузового цилиндра. — Я могу устроить здесь небольшое жилое помещение. В таком случае ваши люди не смогут слишком часто или нечаянно видеть меня.
— Это осуществимо, — согласился я. — Пришлите нам список вещей, которые вам будут нужны, и мы включим их в погрузочную спецификацию.
Остальное, включая чашечку крепчайшего кофе и стакан какого-то спиртного, которые мы выпили в обществе Человеков, было просто светской формальностью. Тельцианин куда-то исчез и возвратился через несколько минут со своим списком. Очевидно, он был подготовлен заранее.
Мы не говорили об этом ни слова, пока не покинули здание.
— Проклятье. Мы должны были догадаться об этом и опередить их.
— Должны были, — согласилась Мэригей. — А теперь мы должны вернуться обратно и объясняться с такими людьми, как Макс.
— Да, но тельцианина убьет не Макс, и не такой, как он. Это будет кто-нибудь, уверенный, что он покончил с войной. А однажды окажется, что это не так.
— Кто-то вроде тебя?
— Мне так не кажется. Черт возьми, я не покончил с войной. Билл утверждает, что именно поэтому я и убегаю.
— Давай не будем думать о детях. — Она обняла меня за талию и довольно сильно толкнула бедром. — Давай, вернемся в гостиницу и активно не будем думать о них.
После приятного перерыва, во время которого мы не думали вообще ни о чем, оставшиеся полдня мы потратили на посещение магазинов. Покупки мы делали как для себя, так и для друзей и соседей. Никто в Пакстоне не имел больших денег; наша экономика в основном базировалась на обмене, а каждый взрослый ежемесячно получал из Центруса чек на небольшую сумму. Это очень походило на универсальное пособие, которое нам выплачивали, когда мы в последний раз были на Земле.
Эта форма денежного обращения хорошо годилась для Среднего Пальца, так как здесь никто не стремился к роскоши. На Земле люди были почти одинаково бедны, но их окружали постоянные напоминания о недосягаемом богатстве. Здесь же все вели примерно одинаковую простую жизнь.
То и дело заглядывая в список, мы катили тележку по мощеному тротуару. Нам пришлось сделать с полдюжины остановок. Травы, струны для гитары, тростниковые язычки для кларнета, наждачная бумага и лак, кристаллы памяти, набор красок, килограмм марихуаны (Дориан любил ее, но у него была аллергия на растущие в наших местах разновидности конопли). Потом мы пили чай в кафе на тротуаре и разглядывали проходивших мимо людей. В том, чтобы смотреть на множество незнакомых лиц, была своя прелесть.
— Интересно, как все это будет выглядеть, когда мы вернемся?
— Даже не могу себе представить, — отозвался я, — ничего, кроме античных руин. Ты возвращаешься по истечении сорока тысячелетий человеческой истории и что видишь? Полагаю, что там даже не будет городов.
— Не знаю. Давай, постараемся запомнить, как все это выглядит.
На улице перед нами один автомобиль въехал в зад другому. Обоими управляли Человеки; они вышли и молча осмотрели повреждение, которое оказалось совсем небольшим: просто вмятина в бампере. Они кивнули друг другу и возвратились на места.
— Ты думаешь, что это был несчастный случай? — поинтересовалась Мэригей.
— Что? О… Пожалуй, нет. Скорее всего — срежиссированный урок на тему «Как приятно нам жить на свете». Насколько хорошо Человек ладит сам с собой. Случайное происшествие такого рода прямо перед нами маловероятно: слишком уж маленькое здесь было движение.
Затем мы еще с час развлекались услугами массажистки и массажиста, после чего сели в автобус, идущий в Пакстон.
По возвращении я совершил набег на библиотеку, чтобы выяснить, что мы делали сорок тысяч лет назад. Оказалось, что «нас» тогда просто-напросто не было — Землю населяли немногочисленные поздние неандертальцы. Они умели высекать огонь при помощи кремня и делать несложные каменные инструменты. Никаких сведений о языке или искусстве, не считая примитивных петроглифов, обнаруженных в Австралии.
А что, если Человеки разовьют у себя свойства, столь же глубокие и важные, как язык и искусство? Они будут способны разделить их с нами лишь в той же степени, в которой мы можем «разговаривать» с собаками, или снисходительно восхищаемся каракулями, «нарисованными» пятерней шимпанзе?
Мне казалось, что возможен лишь один из двух исходов: исчезновение расы или ее реальное полное изменение. Но и в том и в другом случае мы, сто пятьдесят беглецов, окажемся в полном одиночестве. Нам придется либо восстанавливать расу, либо доживать свой век в качестве бесполезного атавистического придатка.
