Однако, этот довесок может стать главным инструментом, чтобы насильственным методом не допустить перехвата власти некими «третьими» или «четвертыми» силами. Задача важная.
Но все же, а если ситуация недостаточно раскачается? Или если эти самые «третьи» и «четвертые» будут довольно сильны? Нужна большая дубина. Какая?
А какие бывают большие дубины? Ну, не стесняйся, ты же наедине со своими мыслями!
Ядерная!
Сможешь?
С пятью миллионами евро и симпатией инженеров России, смогу!
А применить сможешь?
В голове снова возник июньский вечер и песочница в московском дворе. «Витя, это мой паровозик…». Лопата очерчивает четкий круг. На этот раз лениться не будем. Второй удар, третий, четвертый… Лезвие с каждым ударом погружается все глубже и глубже. Вы не успеете влепить мне нокаутирующую затрещину, суки! В конце концов, лопаточку поднимут другие.
Благо есть кому.
Глава 14. Мечта о небе
«Еще утром я была зла на тебя, и хотела пожаловаться Сварогу. Но сейчас хочу попросить его разрешения приватизировать тебя в свою собственность. Ты за? Моя драгоценность».
Прочитав эту смс-ку, Чугунов чуть не взвыл от злости на самого себя. Дурак, скотина, собака, тумба чугунная. В делах, заботах и успехах совсем не звонил ей и не писал смс-ок. Сколько? Да почти две недели. А она понемногу замолкла. Тактично не навязываясь.
Боже, да она уже и верит как я! И только сегодня хотела жаловаться Сварогу. Да я бы на ее месте…Прости, родная. Да, именно так и надо написать.
«Прости, родная. Замотался. Но скоро будем вместе. Подожди немного. Люблю, моя Аэлита!».
Прошло совсем немного времени и мобильник запищал в ответ
«Хочу быть куклой, голышкой и незаметно ночью лечь к тебе на руку и целовать, целовать. Я тебя люблю, чувствую, ощущаю, обожаю. Вижу наяву зацелованного, истерзанного мной, но безумно счастливого, самого лучшего во всей Вселенной мужчину. Я тебя люблю, мой идеал. Успеха».
Он успел ответить более, чем кратко
«Родная, родная, родная! Буду в эту среду».
И помчался по делам. Благо, его «формула боя» уже начала разворачиваться вовсю. Радио в машине орало
«Ты не ангел, но для меня, но для меня сошла ты с небес». Вот это кстати, подумал он. И вдруг призадумался. А ведь их любовь началась как раз тогда, когда нынешний проект начал смутно проглядываться в картине его судьбы. Его личной судьбы, теперь связанной с большой Судьбой. И она действительно посланница небес. Его талисман. И вообще Небо в этом проекте присутствует в каждом эпизоде.
И прямо и косвенно.
Василий Васильевич Локтионов появился на жизненном пути Петра Чугунова во время его выборной кампании в 129 округе. У Чугунова было много друзей и младших товарищей из студенческой и аспирантской среды. И эти молодые соратники умели своим острым молодым взглядом оценивать людей и постарше.
Вот так по рекомендации нескольких молодых людей в команде Чугунова появился доцент политологии Локтионов. Мужчина около сорока лет. Он оказался грамотным умелым доверенным лицом и многим помог Чугунову в его отношениях с бюрократизированной выборной машиной.
Чуть выше среднего роста, среднего телосложения, спокойный, немногословный, деловой и подтянутый. Надежный и, судя по всему, хороший человек, он, те не менее, ни чем особым не выделялся. Ни внешностью, ни манерами, ни блеском особой эрудиции. Единственной яркой чертой его внешности были большие чуть навыкате, выразительные голубые глаза. В которых иногда читалась беспричинная тоска и боль.
Позже Чугунов узнал, что Василий был националистом со стажем. Участвовал в защите Белого дома в 1993 году. Позже в меру своих возможностей помогал активистам Русского движения из студенческой среды.
Что-то толкнуло Чугунова постараться сблизиться с Василием. Впрочем, у него сложились великолепные отношения со всей командой, которая работала на него во время выборной кампании. Так что завязывание неких контактов с Локтионовым не выделялось особо из общей атмосферы его общения с соратниками в те дни.
С началом деятельности Союза русских инженеров Чугунов привлек Василия к работе в аппарате этой организации. При всем блеске общества молодых русских технократов с националистическими убеждениями, найти среди них людей, способных к организационно-технической работе не столь легко. Так что Локтионов был настоящей находкой. Василий вновь зарекомендовал себя как надежный ответственный сотрудник, кроме того, полностью разделяющий взгляды Чугунова на перспективы страны и нации.
И их общение стало еще более тесным. Но при этом Локтионов оставался все же несколько замкнутым. Единственное, что Чугунов узнал о нем нового, было его увлечение авиацией в молодости. Василий даже поначалу учился в МАИ. А потом в силу каких-то причин переквалифицировался в политологи.
Да…, довольно резкая смена жизненной линии. Не совсем понятная. Гораздо более понятной стала другая странность Локтионова. Он оказался несколько болезненным человеком. Но мужская гордость заставляла его всячески скрывать свои недуги, связанные с некой травмой, полученной в молодости.
Такая замкнутость в большей части случаев не способствует установлению полного доверия. Однако, начиная проект создания неоязыческой конфессии, Чугунов не нашел под рукой лучшего сотрудника, который мог бы взять на себя организационную и «штабную» работу.
Как оказалось в дальнейшем, профессор не ошибся.
Петр и Василий ехали в загородный дом Чугунова, чтобы обсудить с Юрой и Зигфридом, которые должны были подъехать попозже, план дальнейших действий.
Выезжали днем. Чугунов был за рулем своей новой машины. Когда проехали немного, Василий спросил:
– Петрович, а зачем надо куда-то ехать, чтобы поговорить? Что в офисе было нельзя? Или деятельность Союза русских инженеров не совместима со становлением неоязыческой конфессии?
– Офис слушается. – Петр посвятил Василия почти во все, не упоминая только, откуда деньги, и как получено предупреждение.
Василий надолго замолчал. В своей обычной манере, уйдя в себя. В конце концов, в данной роли он был подчиненным Петра, и если тот считал, что надо что-то сделать на выезде, то так тому и быть. Скорее всего, он поверил Чугунову, однако тому трудно было понять, как Василий отнесся к его словам.
Долгая езда в машине невольно сближает людей. Тем более, когда дорога пустынна, а за окном идет мокрый снег с дождем. Вечерело. Чугунов включил фары. Василий достал из своей спортивной сумки бутылку пива.
– Не возражаешь, Петрович, если я выпью.
– Почему я должен возражать?
– Ну, некоторым неприятно, когда они работают, а другие при этом расслабляются.
– Я не испытываю таких чувств в отношении сотрудников и соратников.
