Город был пуст, саузваркцы спали, отдыхая от ночных возлияний и набираясь сил для новых гулянок. Лайам усмехнулся. Сегодня с головной болью проснется не только Квэтвел. Правда, остальные страдальцы смогут быстро найти, чем унять эту боль. Но не сейчас, ибо сейчас все винные лавки Саузварка закрыты, а в храмах похмелье не исцеляют. Однако на Храмовой улице Лайаму все же встретились несколько горожан.
Он оставил Даймонда в знакомой конюшне. С соломой во встрепанных волосах и с выражением благоговейного почтения на лице вчерашний мальчишка принял поводья и раза три поклонился, чего прежде за ним никогда не водилось.
«Мне следует почаще показываться в городе с Фануилом», — подумал приободрившийся Лайам и двинулся в сторону галереи. Народу и здесь не было. Немногочисленные (решившие пожертвовать праздничным отдохновением в расчете на возможные заработки) писцы, позевывая, обустраивались на привычных местах, однако на пятачке, где торговали едой, царила мертвая тишина. Работал лишь тот ларек, где угощалась кошмарными колбасками Мопса. Делать нечего, верный обещанию, данному собственному желудку, Лайам прикупил две колбаски с хлебом и присел на низенькое подобие балюстрады, ограждавшей ступени, ведущие к галерее. Колбаски он тут же бросил в канаву, а хлеб, пропитанной жиром, все-таки съел, поскольку голод давал о себе знать.
Облизав пальцы и стряхнув крошки с одежды, Лайам повернулся лицом к неяркому солнцу, закрыл глаза и застыл в ожидании.
Вскоре колокола отзвонили девять часов. Лайам открыл глаза и оглядел улицу. Мопсы нигде не было видно. Он встал, потер подмерзшие ляжки и пошел вдоль галереи, рассматривая поздравительные картинки. Писцы встрепенулись и принялись кланяться, стараясь привлечь внимание важного господина. Кое-кто из них начал расхваливать свое мастерство, и Лайаму пришлось объяснить, что он не собирается делать заказы. А потом он увидел Оборотня.
Лайам никак этого не ожидал. Он полагал, что на встречу явится Мопса, чтобы отвести его для разговора в какое-нибудь укромное место. Оборотень и сам говорил ему, что никогда не выходит на улицу днем. И все же главарь рискнул это сделать и шел теперь к галерее, подслеповато щурясь и поглядывая по сторонам. Лайам сбежал по ступеням на мостовую, и Оборотень направился к нему.
— Это не дело, — проворчал главарь воровской гильдии Саузварка. — Пошли.
Даже не поглядев, пойдут ли за ним, Оборотень тяжело повернулся и двинулся вниз по улице — в сторону Муравейника. Вид этого человека всегда заставлял Лайама призадуматься, что чем в нем порождено — внешность кличкой или кличка внешностью?
Вожак местного преступного мира зарос серебряным жестким волосом по глаза, и борода его без всякого перехода сливалась с косматой, укрывающей голову гривой. Челюсти Волка сильно выдавались вперед, равно как и скулы с мерцающими над ними зелеными огнями зрачков, а усмешка обнажала клыки невероятных размеров. Но сейчас Оборотень не улыбался.
— Это не дело, — повторил он вполголоса, с силой всаживая в карманы плаща кулаки. — Я знаю, что вы ищете, Ренфорд, но мне вам не помочь. Поговорим и разбежимся.
Лайам остановился и придержал Волка за локоть.
— Что? Откуда вы можете знать, что мне нужно?
Волк сдвинул брови и упрямо шагнул вперед, увлекая Лайама за собой.
— А что еще может быть вам нужно, как не этот треклятый камень? Я строго-настрого всем запретил ходить на такие дела, но этот идиот не послушал, и теперь он убит, и все, и покончим на том.
— Стоп, стоп, стоп, — сказал Лайам. — Значит, камень помог украсть кто-то из ваших?
Оборотень, продолжая шагать, посмотрел на него уничтожающим взглядом.
— Ну разумеется — эти замки просто сохли по хорошей отмычке! Он ведь не знал, что дело коснется вас. Но как только заслышал, что квестор пошел по следу, так тут же обделался и сам себя заложил. Он был уверен, что вам его вычислить — пара пустых! Ну, что случилось после, и дурню понятно…
Дурню — быть может, но Лайам не понимал ничего. А потому он раздраженно спросил:
— Кто? Кто это был? О ком вы говорите?
— Шутник. Камешек брал Шутник. Он брал его по заказу.
Лайам знал Шутника. Это был отчаянный вор, но большая сволочь и поколачивал Мопсу.
— Кроме шуток, Ренфорд, — сказал Волк, хищно блеснув зеленью глаз. — У меня дел по горло, да и у вас их невпроворот. Вы уже достаточно слышали и сами все знаете, пора разбегаться.
— Я ничего не слышал, а знаю еще меньше, — сердито сказал Лайам. Он вновь ухватил главаря за руку и потянул его на себя, заставляя остановиться. — И я хочу, чтобы вы рассказали мне все. Все с самого начала, и прямо сейчас.
Оборотень вырвал руку, но остался стоять, потом шумно вздохнул, словно вол, перед трудным подъемом.
— Ну, быть по-вашему. Должок есть должок. Короче, ваша весточка всех нас смутила. Мопса сказала, что вы хотите видеть меня — насчет случая на Макушке. Я ничего не понял, потому как знал — моих ребятишек там не было. Макушку не потрошили, но тут стал колоться Шутник. Он так напугался, что все вышло наружу. Он, мол, договорился, что только вскроет замки, а брать ничего не брал и знать ничего не знает. Я собрался было вздрючить его, но он и без того сделался как деревянный. Сказал, что работу ему подогнал попрошайка по прозвищу Кривокат. Этот Кривокат привел Шутника к дому, и заказчик их обоих впустил, а потом у них вышла ссора.
— Погодите… Они взяли камень?
— А как же. Но не они, а тот человек, который им отворил дверь. Шутник его раньше не знал — ни имени, ничего, только понял, что тот не слуга, а из благородных. Ну а потом у них вышла ссора. Прямо в пещере, и тот благородный убил Кривоката. Перерезал ему глотку и выкинул в море — через какую-то дырку в скале.
«Так вот откуда взялся прибитый к берегу труп!» — сообразил Лайам, но тут же отбросил это соображение, как бесполезное — не вообще, а в данный момент.
— А Шутника он что — отпустил?
— Ну да, а когда Мопса сказала, что вы встали на след, — тут Шутник все и выложил. Ну, делать нечего, я послал его к нищим — а они его, выходит, прибрали, — голос Оборотня неожиданно дрогнул, он отвернулся, а когда вновь посмотрел на Лайама, взгляд его был исполнен мрачной решимости.
— А зачем вы послали его к нищим?
— Чтобы он рассказал им про Кривоката и объяснил, что мы — ни при чем. Зачем же еще?
— И теперь Шутник мертв? — уточнил Лайам.
— Ну да, — хмуро сказал Оборотень. — Они кончили его за Кривоката. Не надо было мне его посылать!
Тут Лайам счел необходимым шикнуть на главаря, ибо голос того в конце фразы чуть не сорвался на крик. Опасливо оглядевшись, они двинулись дальше.
— Вы точно знаете, что Шутника нет в живых?
— Точнее некуда. Мы нашли его в Муравейнике, пару часов назад. Не сомневайтесь, Ренфорд, — он мертв и больше не встанет.
