— Легко отделался, парень. Начни мы тебя колоть, ты выл бы от боли. И не один час.
— Замечательно, — сказал Лайам. — Девчонке моей вряд ли понравится, но я доволен.
Художник пожал плечами и взял протянутую монету.
— Не мочи ее первое время и старайся не лапать.
Лайам кивнул и поспешно спрятал за спину руку, непроизвольно потянувшуюся к лицу. Чувствуя себя грозой всех морей, он вышел на улицу.
Фануил появился первым.
«Они уже близко. Мастер, что ты сделал с лицом?»
Лайам не стал отвечать, его занимало другое. Не Склизкий Цинна и не его товарищ, а здоровяк, который вышагивал впереди. Кряжистый, ширококостный — он шел вразвалочку, помахивая кулаками, и в его повадке все явственно говорило о привычке повелевать.
— Аве, братья!
Отделившись от темной стены, Лайам ткнул пальцем в Цинну.
— Некто хотел пить с Банкиром. Где же Банкир?
Здоровяк пристально посмотрел на него, потом перевел взгляд на спутников, жавшихся сзади.
— Ну, и где тут злодей с памфлетной танцульки? У него не та вывеска, это не он.
Цинна шумно сглотнул слюну.
— Он сменил вывеску, дядя.
— Сменил вывеску? — рыкнул верзила. — За четверть часа?
— Дох! — откликнулся Лайам. — Дох. Некто сменил вывеску в храме.
Он кивнул через плечо, указывая на кабак.
— Некто действительно Ренфорд. Свети свое погоняло!
Теперь здоровяк уставился на него.
— Ты Ренфорд? Певец?
— Некто поет. Погоняло?
— Дурацкая вывеска! — сказал здоровяк воинственным тоном.
Лайам пожал плечами.
— Мне она катит. Свети погоняло! Певцы не таятся от братьев.
«Мастер, эта парочка по дороге называла его Звонарем».
Звонарь не повел и ухом.
— Карада Торквея с залетными не играет. Проваливай, пока цел. Ты слишком замазан, Ренфорд, и… — Он замялся, потом вскинул огромный кулак. — Ты подлый предатель. Ты умышляешь против короны. С тобой тут не станут пить. Убирайся, иначе я сам тебя сдам.
«Только этого мне не хватало!»
— Это было бы неразумно, Звонарь.
Вор уронил руку, пытаясь скрыть изумление.
— Мы знаем, что ты колдун! Но я тебя не боюсь. Убирайся.
«Надо как-то выйти из ситуации. И свести к минимуму потери…»
— Отлично, Звонарь, разойдемся по-тихому. Одно условие: постарайся забыть обо мне. И не пытайся меня сдать, пожалеешь.
«Фануил, быстро сюда!»
Разъяренный Звонарь двинулся к наглецу, но не успел сделать и шага. Дракончик, плюхнувшийся на мостовую, преградил ему путь. Вор громко выругался и сплюнул.
— Гнусный изменник!
Лайам стал злиться.
— Хватит трепать языком. Я гнусный изменник, а вы — добрые люди, почитающие богов и закон. Только забудьте наш разговор, иначе вам крышка. Унум?
Звонарь покосился на Фануила.
— Унум, я спрашиваю?
— Унум, чужак.
Лайам шутовски поклонился всей троице, развернулся и зашагал прочь. По беззащитной спине его побежали мурашки. Рядом семенил Фануил. Только свернув за угол, лжедекламатор понял, что его отпустили. Впрочем, надолго ли? Он приказал дракончику приглядеть за ворами.
Фануил, взмыв в воздух, исчез. Несколько минут спустя он доложил, что воры по-прежнему стоят возле «Пары обжор» и спорят. Звонарь хочет, чтобы его подчиненные отправились следом за «разрисованным чужаком», а те упираются.
«Они боятся тебя, мастер».
«Нет, — возразил Лайам, — они боятся тебя. Им почему-то не внушает доверия твоя дружелюбная внешность».
Дракончик ничего не ответил, и Лайам пошел дальше по улице, уводящей в сторону от его дневного убежища. Он все еще не остыл. «Надо же, у воров тоже есть задатки порядочности!» Лайам сжал кулаки. «Тебя назвали гнусным изменником! И кто? Отпетые негодяи!» Он брел по темному порту, жалея себя. А потом вдруг пожалел, что не попробовал объясниться со Звонарем. «Если бы ты потолковал с ним по душам, он, возможно, и переменил бы свое мнение. Но ты решил повыпендриваться. Моя вита — морте! Осел! Кто тянул тебя за язык? И чего ты добился? Только понапрасну озлил их».
«Мастер, Звонарь настоял, чтобы Цинна пошел за тобой и узнал, где твоя хаза. Что такое хаза?»
«Укрытие».
Он ожидал чего-то подобного, но тем не менее рассердился.
«Позволь горбуну уйти от своих, потом прегради ему путь. Если он попытается обойти тебя, прегради ему путь снова. Но, думаю, он не осмелится. Пригони его к Звонарю. Покажись и тому, если получится: пусть знает, что нам известен его адресок».
«Хорошо, мастер».
Воры видели, в каком направлении он ушел; поэтому Лайам повернул в обратную сторону. Разочарование начисто отбило у него охоту продолжать ночные блуждания. Пирс можно осмотреть и с утра.
Чернила сохли на ветерке. Обритая голова стала чесаться, уши пощипывал холод. Лайам ускорил шаг и потрусил к знакомому складу, мечтая об отдыхе возле уютного костерка.
Когда он, кряхтя, пролезал в небольшое окошко, Фануил сообщил, что Цинна — у Звонаря.
«Он бежал от меня, как заяц. На стук вышел Звонарь, я пролетел перед ним. Похоже, ему это не очень понравилось».
«Ну еще бы! Кому такое понравится? Ладно, малыш. Давай возвращайся: мне нужен огонь».
«Сейчас прилечу, мастер».
Лайам выбрался на галерейку. Внутри склада царила непроглядная тьма. «А у меня ни свечки, ни фонаря! Боги, я сверну себе шею!»
Браня себя за беспечность, он ощупью двинулся к лестнице, потом стал спускаться — медленно, осторожно нашаривая ступеньки ногой. Оказавшись внизу, Лайам остановился и судорожно сглотнул. Его окружало огромное пустое пространство, населенное демонами и чудовищами, среди которых затаилась и каменная уродка. Сейчас она крикнет громовым голосом: «Стой!» — и здоровой рукой откинет заслонку светильника…
«Чушь!» Он встряхнулся и приставными шажками пошел вперед, выставив перед собой руки. Ветерок, влетевший в оконце, дунул ему в затылок и полетел дальше — тьма зашепталась. Лайам облизнул пересохшие губы и попытался просвистеть пару нот из непристойной песенки. Свист прозвучал беспомощно-жалко, потом оборвался.
Его руки зацепились за что-то, он вскрикнул от неожиданности. Боги, да это всего лишь столб, и где-то за ним — углубление! Лайам рассмеялся — чересчур громко, — потом присел и ощупью сполз в проход. Нашарил во тьме деревяшки, привалился спиной к кирпичам боковой кладки и вынул кинжал.
«Фануил!»
