Они вышли из-за угла и скользнули, как призраки, сквозь влажную черноту лондонской октябрьской ночи.
— Каретный двор — на следующей улице. — Голос Исидро был еле слышен даже в полной тишины спящих кварталов. — Стало быть, вы собираетесь поговорить с этим Блейдоном?
— Если смогу, — ответил Эшер, когда они проникли в мощеный, пахнущий лошадьми каньон. — После того как я заберу отсюда Лидию и прощупаю почву — если получится, конечно. В Хорисе (как и в Лидии, как и в любом медике) есть что-то от блаженного, да еще и в упрямом шотландском варианте. На этом, кстати, вампир тоже вполне мог сыграть.
— Дорого бы отдал, чтобы узнать, кто он такой. — Легкое прикосновение к локтю направило Эшера в обход каких-то незаметных в темноте препятствий. Рассеянный свет фонарей, проникавший сюда с улицы, блестев в лужицах по центру переулка, оставляя обочины утопленными в густой бархатной тени. В воздухе витали запахи сена и лошадиного помета. — Подозреваю, что Кальвар явился в Лондон, надеясь достичь власти с помощью дневного охотника, но мне кажется странным, что он услышал о нем раньше, чем я.
— Может быть, брат Антоний рассказал о нем Кальвару и объяснил, где его искать.
— Может быть. — Голос Исидро был абсолютно спокоен, но Эшер, привыкший улавливать тончайшие нюансы этой речи, чувствовал, что вампир недоволен. — Мне непонятно многое, в том числе — почему появление на сцене Кальвара вызвало все эти убийства, если оно их, конечно, вызвало, а не явилось простым совпадением. Возможно, миссис Лидия может нас в этом отношении просветить, когда мы найдем ее или Блейдона. Помнится, Туллоч Шотландец тоже был массивен, но не настолько, как вы описываете. Ваш рост, но грузнее…
— Нет, — сказал Эшер. — Этот гораздо выше, он буквально нависал надо мной.
Они двинулись дальше в темноту конюшен, осматривая высокие правильные утесы домов поверх стойл и сараев для экипажей. Эшер продолжал:
— Но этот вирус, вернее, эта мутация могла бы вызвать все эти отклонения. А те, в свою очередь…
Тонкая рука коснулась его локтя, н Эшер, быстро оглянувшись, встретил тревожное мерцание светлых глаз.
— Что там?
Вампир предостерегающе поднял палец. Какое-то время он вслушивался, похожий на охотника, знающего, что дичь — рядом. Затем покачал головой, хотя глаза его остались настороженными.
— Ничего. — Слово прозвучало скорее в мозгу Эшера, нежели в ушах. В стойлах заржала, переминаясь спросонья, лошадь. — Я, да и все мы, привыкли к мысли, что вампир, если не подвергнется расправе, вечен и что, следовательно, кроме расправы, нам опасаться нечего. Подобно Лемюэлю Гулливеру мы наивно верили, что вечный и неизменный — это одно и то же. Убеждаться в обратном крайне неприятно.
Эшер нашарил в кармане широкого пальто второй из припасенных Лидией револьверов. Как и тот, конфискованный полицией, он был заряжен пулями с серебряными наконечниками — кто-то из оружейников Уэст-Энда, видимо, неплохо заработал на этом заказе. Эшер прихватил также оба серебряных клинка и даже набор ампул с нитратом серебра и шприц. Обыскивая в который раз комнату Лидии, он нашел счет от Ламберта за серебряные цепочки и нож для разрезания книг из тоге же материала. Следовательно, дом она покинула не совсем безоружной. Его собственные цепочки холодили не совсем зажившие раны на горле и левом запястье. На правую он цепочку надеть не смог, поскольку была она в шинах и висела на перевязи, увеличившись по объему раза в два.
Самый беглый осмотр конюшни Блейдона принес результаты сразу же: они наткнулись и на коляску, и на серого в яблоках мерина с белыми чулками на передних ногах. Прислушавшись на секунду, Исидро пробормотал:
— В верхних комнатах никого, но в одной из них недавно жили — примерно месяца два назад.
— Он уволил слуг, — выдохнул в ответ Эшер.
Из задних ворот стойла сквозь голые сучья и облетевшие кустарники тесного городского сада высокий дом был виден с тыла.
— В подвале никого не слышно?
Дон Симон не смотрел в сторону дома, но Эшер мог точно сказать, что ни малейший звук в округе не ускользнет от этого нечеловечески чуткого слуха. Все время казалось, что кто-то еще таится в этой ночи. Волосы Эшера шевельнулись при мысли, что кто-то сейчас наблюдает за ними (может быть, совсем рядом), вслушиваясь, подобно Исидро, и различая каждый вздох, каждое биение сердца. По молчаливому согласию они снова отступили в переулок, где крик и суматоха могли бы по крайней мере разбудить конюхов и собак.
— Я пойду в дом. — Эшер шевельнул плечом, освобождаясь от пальто, которое тут же было подхвачено Исидро и брошено на охапку сена. Левой рукой Эшер выудил из карманов пальто револьвер и серебряный нож. Револьвер он положил в карман куртки, а нож (поскольку был на этот раз в туфлях, а не в ботинках) сунул за перевязь. — Вы не откажетесь прикрыть меня сзади?
— Не будьте глупцом. — Исидро скинул шотландский плащ, с мягким шорохом легший на ту же охапку сена, и вынул револьвер из кармана Эшера. Несколько раз тронул барабан, словно удостоверяясь, не слишком ли сильно металл раскален изнутри. Удовлетворенный проверкой, опустил оружие в карман своей собственной куртки. — Я буду удивлен, если окажется, что с того времени, как мы покинули Кале, вы спали больше четырех часов. Нет, уж лучше оставайтесь здесь. Если он до вас доберется — кричите, это поднимет на ноги всю округу, и вампиру придется уже спасаться самому.
Он исчез, затуманив на секунду сознание Эшера, и тот проклял собственную беспомощность.
Впрочем, он знал, что вампир прав. Что-то в ночи заставляло в это поверить. Даже не будь Эшер так истощен последствиями атаки парижских вампиров и увечьями, полученными в схватке у дома Гриппена, все равно рассчитывать ему здесь было не на что. Вдобавок действие новокаина кончалось и каждый шаг отзывался болью в сломанной руке. Одно только это могло отвлечь внимание от бесшумного приближения древнего вампира.
Он прекрасно понимал, чем он обязан Исидро. На протяжении всего пути от Брутон-Плейс до Куин-Энн-стрит, насколько Эшер мог судить об Исидро (или насколько Исидро позволил судить о себе), вампир ни разу не попытался уклониться от этого рискованного предприятия. Возможно, он поступил так, потому что понимал, насколько решительно настроен Эшер в своем стремлении найти Лидию и как мало шансов на успех будет у него, встреться он при этом с главным врагом. Видимо, несмотря на эту мягкую циничную усмешку, древние понятия о чести аристократа все еще были крепки в изящном испанце. Он мог быть надменным и заносчивым, мог быть тысячу раз убийцей, но снять с себя ответственность за судьбу жены своего союзника он не мог. В отличие от Гриппена и Фарренов, тактично давших понять, что поиск нового укрытия для них куда важнее, чем судьба Лидии.
И это — учитывая всю ироничность того факта, что сам Исидро даже не имел возможности прибегнуть к сомнительной защите в виде серебряной цепочки.
«Если Лидия смогла обнаружить все — или почти все — их тайные убежища, — размышлял Эшер, снова направляясь к охапкам сена и неуклюже влезая в широкое пальто, — то Блейдон и вампир, с которым он связан, вполне могли сделать то же самое, да и Кальвар наверняка выболтал массу подробностей тому, с чьей помощью собирался достичь власти…» Эшер не знал, окажется ли способен (в порядке ответной любезности) нести дневную стражу у рассекреченного убежища Исидро, поскольку был изможден до последней степени, да и, честно говоря, сомневался, разрешит ли ему дон Симон в это убежище войти…
