И Славин, и его товарищи, должно быть, попали в самое пекло. От сильного перегрева вдруг совсем некстати заклинил «максим». Владимир схватился за ручной пулемет. Экономя патроны, короткими очередями он бил по вновь поднявшимся фашистским автоматчикам. Беспрерывно строчил другой ручной пулемет, установленный в дзоте.
Партизаны, засевшие в окопе, тоже держались стойко. Они не дрогнули даже тогда, когда враг приблизился. Выручили ручные гранаты.
В это время Крайнюк с группой партизан зашел гитлеровцам во фланг и своим огнем сковал их действия. Немцы, в который раз, повернули обратно.
Славин весело воскликнул:
— Опять дают нам отдых. Драпают! Готовьте боеприпасы, — и сам начал набивать патронами диск ручного пулемета...
Глазков видел, как захлебнулась очередная вражеская атака. Противник нес большие потери. Однако все меньше оставалось в боевом строю и партизан. Слишком большой урон нанесла неприятельская артиллерия. Вот и сейчас пушки с новой силой возобновили обстрел партизанских позиций.
Комбрига мучил вопрос: где находится начальник штаба со своими бойцами. Расчетное время уже кончилось, а фашистские орудия продолжали действовать все так же методично, как и в начале боя, сокрушая партизанские укрепления, сея смерть и увечья.
Однако Глазков волновался напрасно. Бойцы взвода уже подобрались к огневым позициям. С криком «ура!» они обрушились на врага. Вся орудийная прислуга полегла, скошенная партизанскими пулями.
Захваченные орудия тут же были направлены в сторону противника. Глазков быстро оценил обстановку, поднял бригаду в атаку, чтобы не дать фашистам возможность отбить свою артиллерию обратно. Но в этот момент над зеленым полем взметнулось несколько белых лоскутов. Немцы как по команде, держа руки вверх, медленно шли в сторону атакующих партизан. Те поначалу даже не поняли, в чем дело, решили, что фашисты опять идут в атаку. Кое-где громыхнули выстрелы. Глазков приказал не стрелять, а сам внимательно продолжал смотреть в бинокль. «Что это? Хитрость врага или он действительно намерен сдаться?»
— Переводчика ко мне! — крикнул Глазков.
Подбежал отрядный переводчик. До войны он преподавал в школе немецкий язык, неплохо владел им. Глазков в этот момент направился к дзоту Славина. Владимир вышел навстречу.
— Бери автомат, пойдешь со мной! — распорядился Глазков.
Славин взял автомат ППШ и, отряхиваясь, пошел за командиром.
Немцы, подняв руки, стояли по всему полю. Казалось, что их очень много. Глазков, не оборачиваясь, бросил Славину:
— Смотри, Володя! Сколько их еще осталось! — помолчал, улыбнувшись, добавил: — Видишь, как времена меняются! Раньше кричали, дескать, не брать партизан в плен, а теперь сами партизанам сдаются.
С немецкой стороны навстречу Глазкову, Славину и Левковичу двинулись три офицера. Они были без оружия, один держал в руке прутик, к верхнему концу которого был привязан белый носовой платок. Когда немного сблизились, Глазков тихо заметил:
— Да, не те немцы пошли. Не те. Смотрите, где их аккуратность, подтянутость, высокомерие?
И действительно вид грязных, с помятыми лицами офицеров был слишком далек от уже установившегося представления о холеных, надменных представителях «высшей расы».
Встретились. Немцы взяли под козырек. Один из них, с трудом подбирая слова, начал говорить на ломаном русском языке. Но Глазков перебил его, обращаясь к переводчику:
— Скажи ему, что за три года воины он так и не узнал ни русского языка, ни русского человека. Поэтому разговор лучше поведем на их языке.
Офицеры, услышав родную речь, еще больше съежились. Старший из них, выдавив на лице что-то вроде улыбки, сказал:
— Понимаем, что наше положение безнадежно. Прорвать оборону мы не смогли. А развернуться и уйти обратно нет никакого смысла. Ваша армия идет, как говорится, по нашим следам. Да и вы не дадите отступать. Поэтому я как старший собрал всех офицеров, предложил вступить с вами в переговоры о почетной сдаче в плен. Все согласились, и мы объявили о своем решении солдатам. Они, как видите, тоже не возражают.
— Что вы понимаете под словами «почетный плен»? — спросил Глазков.
— Обращение с нами как с военнопленными. Нормальные условия для существования, в том числе питание, а также возможность офицерам оставить при себе личное холодное оружие.
Глазков жестко отрезал:
— Господин офицер, вы знаете, в каких условиях партизаны сражаются за свою Родину. До подхода Красной Армии мы будем содержать вас в лесу. У вас есть походные кухни, будете готовить себе пищу, кое-что из продовольствия мы дадим. Никакого холодного оружия хранить при себе не разрешим.
Левкович перевел. Немцы молча переглянулись. Старший принял условия:
— У нас нет выбора. Мы согласны.
— Решено, — спокойно и как-то буднично, словно такое случалось каждый день, ответил Глазков. — Порядок сдачи в плен установим такой: подходить к нашим позициям будете повзводно или, по крайней мере, группами по тридцать человек. Оружие оставлять на этом месте, где мы сейчас стоим, а дальше двигаться строем. Все ясно?
Немцы согласились, и вскоре церемония сдачи в плен началась...
Прошедший бой оказался для Славина последним. На следующий день, рано утром, его вызвал к себе командир бригады. Внутри блиндажа после яркого солнечного света казалось темно, и Славин не сразу увидел в углу человека в форме майора Красной Армии. Глазков представил Славина и пояснил:
— Сергей Миронович Коротков прибыл к нам из-за линии фронта для подбора людей, которым будет поручено особое задание. Мы вызвали тебя, чтобы предложить...
Но Славин уже не слушал комбрига. Он смотрел туда, в угол, где медленно подымался высокий человек. Владимир не мог рассмотреть его лица, но фамилия, названная комбригом, заставила часто забиться сердце. «Коротков? Неужели он, Сергей Миронович?» Славин сделал несколько шагов к середине землянки, туда же шагнул и майор.
— Сергей Миронович! — только и смог сказать Владимир.
Они обнялись.
— Как ты вырос, Володя! — отстранив от себя парня, сказал Коротков и, обняв его за плечи, повел к деревянной скамье. — Садись, дружок, рассказывай, как жил, как воевал без меня?
Глазков, несколько удивленный, сказал:
— Ну, раз вы знаете друг друга, то побеседуйте, а я пойду к начальнику штаба. Назначено совещание.
Коротков поблагодарил Глазкова, пригласил Славина присесть. Майор долго расспрашивал парня о родителях, сестре, а затем приступил к делу:
— Скажи, хочешь бороться с бандитами? Для этой цели мы создаем специальные подразделения.
— С бандитами? — недоуменно переспросил Славин. — А где они — эти бандиты?
