— Здравствуйте! Давно ждете?
Мочалова резко обернулась. У огромной сосны она увидела парня и сразу узнала его. Это он вместе с Антоном принесли своего раненого товарища в деревню. Татьяна Андреевна попыталась вспомнить его имя, но так и не смогла.
— Доброе утро! Я только что пришла.
— А дед Петрусь заболел, что-ли?
— Да чувствует себя что-то неважно, вот и поручил мне передать вам вот это, — она протянула парню сверток. — Скажи, ты не учился в школе, где я работала?
— Нет, я в городе жил.
Татьяна хотела спросить его фамилию, но передумала, побоялась, как бы парень не посчитал ее любопытной.
Через несколько минут они простились и разошлись в разные стороны.
Мочалова шла по своему еще не засыпанному снегом следу, ломая голову над тем, где она могла ранее встречать этого парня. Знала бы она, что этим парнем был Володя Славин — двоюродный брат ее мужа. Но она видела его только трижды, причем последний раз, когда Володе было двенадцать лет. Парень за эти годы не только вырос, но и сильно изменился. Не знала Татьяна Андреевна и того, что в свертке, который она передала Славину, кроме лекарств была записка деда Петруся. В ней он сообщал командиру отряда данные о немецких войсках, а также просил оградить Мочалову от полицая Мирейчика.
Недалеко от края леса она набрала сухих ветвей, сломала несколько сухих тоненьких деревцев и направилась к деревне.
Вскоре Мочалова была дома. А через два дня в деревне пошел слух: пропал полицай Мирейчик. Его видели накануне, как всегда пьяным, а потом он исчез. Жители могли только догадываться, что он оказался в руках партизан. Так оно и было на самом деле. Гришка был похищен партизанами и предан суровому суду...
24
СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ
АЛЕКСЕЙ КУПРЕЙЧИК
Алексей Купрейчик снова попал на фронт в разгар окончательного разгрома гитлеровских войск под Сталинградом. Солдаты и офицеры ходили с посветлевшими лицами. По всему было видно, что победа под Сталинградом дала воинам такую уверенность в себе, что даже тяжелые, изнурительные бои, которые продолжались на многих направлениях, не подрывали их боевой дух.
Купрейчик сидел в хорошо оборудованной землянке и вспоминал, сколько трудов и хлопот ему стоило, чтобы попасть в родной полк.
Вспомнил, как в резерве его уговаривали остаться, но Купрейчик просил, требовал, чтобы его направили на фронт и обязательно в тот же полк, где он служил ранее. В конце-концов он настоял на своем и получил направление туда, куда хотел.
Вспомнил встречу с командиром полка Васильевым, начальником штаба Самойловым, с помощником начальника штаба полка по разведке Мухиным.
Кузьма Андреевич искренне был рад встрече с Алексеем. Он сам проводил лейтенанта в расположение второго батальона, где и находились два блиндажа, «оккупированные» разведвзводом.
— Ты знаешь, Алексей, не везло нам с командирами взвода, — рассказывал он. — За это время их было два, неплохие ребята, но оба погибли. Одного с задания мертвым принесли. Немец прошил его из пулемета, когда обратно возвращались, а неделю назад неожиданно немцы начали минометный огонь, одна мина разорвалась рядом, и погиб второй.
— Много моих ребят уцелело?
— Зайцев, Головин, Гончар, Чижик, еще Губчик, вот только не помню, был ли он при тебе или позже появился.
— Был, был. Я же вместе с ним из своего последнего похода возвращался. Кто еще? Луговец жив?
— Да, жив-здоров Луговец.
— А Зыбин?
— Нет, погиб в декабре...
— Малина?
— Он был ранен. Когда выздоровел, вернулся к нам. В январе вместе с двумя новенькими парнями, прикрывая отход своих, погиб.
— А Миша Чернецкий?
— Позавчера ходил во главе группы в тыл. Взяли языка, а когда ночью начали отходить, немцы вслепую огонь открыли... Пулеметная очередь наповал сразила Чернецкого. Ребята не бросили его тело и принесли с собой. Захоронили недалеко от землянок. Я сегодня утром был на могиле, ее уже полностью снегом занесло, кажется, что давно Миша был захоронен...
Вскоре они оказались на месте.
— В этой землянке будешь жить ты. Соседями у тебя будут старшина Гончар и еще десять бойцов. Остальные разместились рядом.
В землянке стоял смех. Оказалось, что Зайцев играл с новичком в шашки и только что «согласился на ничью». Когда Мухин и Купрейчик вошли, разведчики с хохотом собирали с пола, покрытого еловыми лапами, самодельные шашки. Мухин молчал. Он хотел, чтобы Алексей сам окликнул разведчиков. А тот оглядел сначала землянку. Да, его взвод, как всегда, устраивался с комфортом. Под потолком висели три трофейные керосиновые, со стеклами, лампы. Вдоль стен деревянные нары, на них, бог весть где добытое, сено, а сверху одеяла, подушки. У каждых нар на бревенчатой стене — оружие, маскировочные костюмы, в центре — большая железная печь. Она излучала тепло. Оглядев все это, лейтенант весело сказал:
— Да, ничего не скажешь, обуржуазились здесь без меня и обленились, зазнались до такой степени, что не хотят даже своего командира признавать.
Все замерли в той позе, в которой застал их голос Купрейчика. Только Степаныч, не глядя на доску, машинально пытался на ней расставить шашки.
Первым пришел в себя старшина Гончар. Он вскочил на ноги и бросился к лейтенанту:
— Леша, командир!
Вслед за ним бросились обнимать Купрейчика все остальные старожилы. Четверо разведчиков, пришедшие во взвод после ранения лейтенанта, растерянно смотрели на эту встречу. Алексей еле сдерживал слезы, видя, как искреннее радуются боевые товарищи его возвращению.
— Братцы мои, друзья, вы не представляете, как я скучал и рвался к вам!
Постепенно волнение улеглось, и разведчики дружно начали готовить праздничный стол.
Старшина Гончар достал из вещмешка заветную флягу — «НЗ», который он обычно хранил, как говорится, до последнего...
Прошло более двух месяцев обычных боевых будней. По всему было видно, что немцы, зарываясь в землю, лихорадочно стягивают в район Курска и Орла свои силы, доукомплектовывают фронтовые части.
По данным авиаразведки, в тылу они собирали мощный бронетанковый кулак. Советское командование не без основания предполагало, что к лету надо ждать в этом месте мощное наступление противника. Поэтому его позиции, тылы тщательно изучались всеми возможными средствами. Но главную достоверную информацию о силах противника получали в первую очередь от тех, кто ходил в расположение врага. Разведчикам взвода Купрейчика, впрочем как и всем остальным разведчикам, в эти дни было особенно тяжело.
Почти без отдыха они выполняли приказ за приказом: идти в тыл врага, добывать язык. Командованию надо было знать все о противнике и его замыслах. А самые интересные сведения, как правило, сообщали языки.
