Через минуту Боб услышал голос Марата:
— Суворов у телефона.
— Где ты, Марат?
— Только что сменил камеру на приличную комнату. Сказали, что я перевожусь на «домашний арест», правда, в чужом доме.
— Утром я буду у тебя и расскажу все подробно. У нас задание от Федорцова с хорошей оплатой. Антитеррористического характера, скажем так.
— Хорошо, — принял к сведению Марат.
— Как настроение?
— Кулаки чешутся.
— Не бей там больше никого… если сами тебя не тронут, конечно.
— Пока меня не трогают, я вообще никого не бью.
— Отдыхай до утра, будет много работы.
— Привези моих сигарет. Конец связи.
Боб отключился и молча кивнул хозяевам номера. Принципиальное согласие сторон было достигнуто. Миллер и Снайдер приступили к изложению оперативного плана действий:
— Завтрашнее совещание участников проекта придет к решению произвести масштабную инспекционную поездку вдоль всей линии трубопровода. Завтра мы организуем необходимую утечку информации в прессу. Суворов будет выступать в роли агента деструктивных сил, вину которого не удается доказать. Под давлением протестов оппозиции его придется через день-два выпустить на свободу. Богуслав Кочаров должен будет сделать несколько заявлений прессе. Поскольку ваши фигуры за время операции могут быть по необходимости скомпрометированы в глазах публики, то официального делового партнера — Смирнова — следует, как я уже говорил, дистанцировать от вас. Мы передадим вам оперативную связь с некоторыми нашими агентами по маршруту движения. Они будут оказывать необходимую помощь…
Работа продолжалась до двух часов ночи.
ГЛАВА 5
ПЛОТИНА ПАМЯТИ
Сергей наконец остался один в своем люксе на пятом этаже, который ему раздобыл всесильный в этой стране, живущей на нефтедоллары, англичанин Миллер.
В холодильнике нашлось вино «Кюрдамир», как это и положено в гостиницах такого класса. Поиски штопора закончились неудачно, хотя ему следовало где-то быть, поэтому пришлось откупоривать пробку битьем донышка бутылки о мягкий ковер на стене. Хорошо, что стена эта выходила в коридор, а то соседи постучали бы в ответ. Или позвонили администратору… Хотя плевать на все это…
С лица Сергея сошла вся энергия, бодрость, улыбка. В жизни его обнаружилась трещина, и из этой трещины показались неведомые тени.
Он был впервые на Каспии, впервые видел эти огромные платформы, которые собирались на Нефтяных Камнях в целый городок посреди моря. И все-таки, когда смерть заглянула в глаза, когда в руках наливалась ядом мина, в которой кислота разъедала тонкую мембрану, — в этот момент оказалось, что он помнит слова Киричука: «Все цифры — строго по восходящей…» Сегодня это, наверное, спасло им с Бобом жизнь, — могли ведь и не добежать до борта…
Сергей пил в одиночку терпкое азербайджанское вино, и в голове его из каких-то темных подвалов памяти просачивались картины двенадцатилетней давности. Прорвавшись в первый раз под воздействием сильного нервного напряжения, теперь они расширяли брешь, как вода в плотине. Сергей откинулся на спинку мягкого кресла — и в закрытых глазах поплыли яркие, как сновидение, сцены из его собственной жизни. Сцены, о которых он до сих пор ничего не знал…
Снова был холодный март 1995 года. Секретная база спецназа ГРУ недалеко от Толстой-Юрта.
…Когда, медленно поднимающийся в небо, вертолет, наконец, развернулся и избрал нужный курс, спецназовцы Смирнова переглянулись между собой. Юго-восточное направление, которое избрал Ми-8, было для них непривычным и означало, что если задание предстоит выполнять в Чечне, то в труднодоступных гористых районах республики, где по данным разведки позиции прочно удерживают федералы. В противном случае выбор направления подсказывал, что операция может быть и за пределами республики.
Несколько минут все смотрели на командира специального взвода ГРУ Смирнова, который не сразу вскрыл секретный пакет. Впрочем, для спецназовца не существует региона, в котором он бы не смог проявить себя, поэтому и задавать лишние вопросы здесь было не принято. Если нужно, каждый из них получит свои задачи, а работы, как это случается на войне, всем хватит. Поэтому создавшейся паузой каждый спецназовец распоряжался по-своему — кто уходил в себя, вспоминая дом и родных, а кто-то просто осматривал снаряжение и оружие.
Смирнов же еще до вскрытия секретного пакета понял, что ему и его подчиненным предстоит особое задание. Еще до вылета он заметил, что в вертушку были погружены ящики с минами, которые среди его коллег называются «умными». Такие «игрушки» применялись только в диверсионных операциях, но никак уже в ставших традиционных зачистках. Однако это еще был не факт — перед вылетами начальство не раз нагружало разведчиков разной ерундой, которая не только не могла пригодиться в реальной операции, но и становилась обузой для бойцов.
Догадки рассеялись после прочтения секретного пакета. Смирнов даже вздохнул спокойно — на этот раз его группу ждала работа по прямой специальности — диверсия. Сложность заключалась в предельной секретности операции. Кроме того, задачу нужно было выполнить на территории независимого Азербайджана, в районе нефтяных шельфов Каспийского моря. Смирнов мысленно представил предстоящую работу. Хватило ли у него и его ребят умения все это выполнить? При всей простоте указаний он ощутил, что за скупыми армейскими словами кроется какая-то тайна. Он не любил загадок и оттого немного волновался, как волнуется человек, ищущий во всем предельной ясности и смысла того, что выполняет.
Вот уже минут пять-десять, пытаясь сосредоточиться и основательно поработать над картой, Смирнова не отпускало странное чувство тревоги. Прослужив несколько лет в спецназе, он успел приобрести и выработать несколько дополнительных чувств, помогающих выжить в тяжелых условиях. Это было пресловутое на языке военных «чувство самосохранения».
Когда Смирнов проходил срочную, появившееся дополнительное чувство помогало предугадать надвигающуюся опасность в виде командира группы или дембеля-замкомгруппы. Правда, иногда оно выкидывало какую-нибудь злую шутку, но в основном служило верой и правдой. Позднее, с каждым годом службы в разведке, дополнительные чувства только развивались и улучшались. И главным приоритетом стало желание не только выжить в среде себе подобных, настоящих мужиков, но и доказать, что ты самый лучший из них. Наверное, поэтому, закончив Рязанское училище ВДВ, он без особой подготовки получил предложение стать командиром взвода спецназа ГРУ — такая тогда, в 80-х, была практика доверять такие должности молодым офицерам, не прошедшим специальной подготовки. И Смирнов оправдал доверие начальства. Сначала учился всему у своих подчиненных, потом несколько раз схлестнулся в рукопашке с заместителями-сержантами, а затем и сам стал непререкаемым авторитетом. В этом желании быть лидером хватало места и для того чувства, которое как громоотвод отводило надвигающуюся опасность. Теперь, будучи командиром группы спецназа, он мог почти всегда безошибочно определить различные угрозы, обеспечить правильную ориентировку, в конце концов, благодаря своему таланту вывести группу из ненужной бойни. Странно, но это «самосохранение», которое, как ему казалось он давно превозмог в себе, воюя на «на автомате», сегодня снова стало теребить его душу. Он как будто бы снова ощутил какой-то непонятный страх. Страх этот был связан с неопределенностью. На миг Смирнову показалось, что он не доверяет своим бойцам. «А вдруг кто-то из них поставлен наблюдать за мной»? — думал Смирнов. В этот момент он пытался вглядеться в глаза каждому из своих подчиненных, но это были преданные глаза старых товарищей по оружию.
