Боб почесал стриженый широкий затылок:
— Хотел бы я знать. До первых результатов они откажутся конкретизировать условия. Однако наши боссы не лохи: как только мы сумеем за что-то зацепиться, они появятся здесь и будут требовать заключения концессии. Тогда выяснится, что получит Смирнов, как они поделят финансирование и прибыль с Федорцовым, сколько достанется акций лично ему. Вот эту последнюю цифру мы умножим на 0,04 — и увидим, чего мы стоим.
Марат заметил:
— Можно посчитать проще: если Федорцов вложит из собственных средств двадцать миллионов, — а это довольно реальная цифра, — то номинальная доля каждого из нас составит 800 тысяч. При нефтяных делах это может дать до десяти процентов годовых дивидендов. Есть за что подставить голову — пенсион, к примеру, в полсотни штук меня бы неплохо устроил.
Богуслав покачал головой:
— Делим шкуру неубитого медведя…
— Судя по размерам шкуры, это не медведь, а мамонт или динозавр, — возразил ему Марат. — Трудновато будет завалить.
— Есть вариант, — сообщил Боб. — Их устроит, если ты посидишь в этих застенках, а пресса будет постоянно жать на педаль: «Иностранные друзья непримиримой оппозиции за решеткой…» В принципе, один кусочек сыра лежит в мышеловке или два — не имеет особого значения.
— Когда придут крысы — имеет значение, прикрывает кто-то спину или нет, — серьезно ответил Марат. — Раз ты решил попробовать заработать свои нефтедоллары, я в доле. Выпускай меня из-за решетки!
Боб широко улыбнулся:
— Вот это я люблю. Честно говоря, если бы ты отказался, я серьезно подумал бы — не спрыгнуть ли по-тиху, пока есть возможность, — и он чуть хлопнул еще раз Марата правой рукой по левому плечу — с той стороны, где были ушиблены ребра.
Марат отпрянул и скривился:
— Вот что: сделай-ка мне тугую перевязку на ребра, и я еще денек лучше полежу в покое. Можешь сообщить прессе, что мне переломали ребра. Пусть крысы — на всякий случай — будут уверены, что я вышел из боевой формы.
— А как на самом деле?
— Тебя свалить еще сумею…
— Ой ли? — поморщился Боб, который не раз видел Марата в деле, но никогда не выходил с ним на спарринг.
Марат оглядел его мощную фигуру:
— Бороться я не стану, погашу издалека, без риска — и все. Убить легко, надежно отключить — сложнее, зафиксировать, оставив сознание, — нужны целые ребра…
— Ладно, посиди еще денек, отдохни. Я потребую, чтобы они просветили ребра рентгеном.
— Не надо. Я в этом деле опытный — есть одна или две трещины в хрящах, а рентген их все равно не покажет, — отказался Марат.
Боб снова постучал в дверь и потребовал бинты, желательно эластичные. Вскоре он уже натягивал тугую резину для шин из доставленной аптечки на ребра Марата. Занимаясь этим привычным для всякого спортсмена делом, он решился поделиться сомнениями с товарищем:
— Послушай, Седой, — нахмурился он. — Что-то нечисто со Смирновым. Парень он отчаянный, я убедился на деле — коленки у него не дрожат. Но код на его бумагах был записан с перестановкой. Он попробовал два варианта, а потом рискнул на третий — и угадал. Я не понял, что это значит. Он что, любитель поиграть в «русскую рулетку»?
Марат подумал и спросил:
— Какие перестановки он использовал?
— Первые две — не знаю, а последнюю — по увеличению цифр.
— Правильно. В нашей группе «О», если приходилось записывать шифр или передавать его по радио, то использовался набор, который следовало набрать с конца, либо по восходящей последовательности, либо по нисходящей. В сумме получается как раз три попытки. В других спецгруппах, как мне известно, использовали четные и нечетные варианты, прибавление единицы, перестановки пар — у каждого был свой почерк. Так что если у Сергея был набор цифр и он был уверен, что установкой занимался кто-то из наших, то он ничем не рисковал.
— А может, он сам ставил эти мины? — задумчиво проговорил Боб. — Нет, не может быть. Он не подпустил бы инженера к ловушке. Ведь этот бабай чуть не поднял нас на воздух. Если бы выскочил второй штырь…
— Если бы он ставил заряды, то попал бы в точку с первого раза, — резонно добавил Марат.
— Хорошо, — поднялся Боб, закончив перевязку, — заживляй раны и высматривай меня по телевизору — я про тебя буду рассказывать.
— Скажи им правду: я все-таки пятерых тепленькими постелил.
— Дурило ты: первого нельзя признавать, он же действительно спрашивал у тебя документы! — и Богуслав покинул «мрачные застенки спецслужб».
Выбравшись из бедного села, все имущество которого стоило меньше, чем личный бункер бывшего шефа ОБОПа, Богуслав с головой окунулся в многочисленные хлопоты. Они поделили с Сергеем обязанности, чтобы больше успеть. Смирнов занимался всеми официальными вопросами: отвез в прокуратуру письменные показания по поводу обезвреженной вчера мины, проконсультировал Снайдера относительно остальных четырех зарядов, объяснив ему, что придется сначала выкупить у Губаренко оставшиеся четыре журнала эксплуатации. Пришлось показать ему запись шифра на том экземпляре, который у него находился в кейсе.
Смирнов не стал, конечно, посвящать американца в тот открывшийся ночью факт, что он сам командовал установкой этих устройств и в его памяти находятся все шесть ключей. Четыре из них еще пригодятся, но только в том случае, если он сам будет восстанавливать нефтедобычу. Если обманут — пусть покупают эти цифры, пусть поторгуются и сравнят, кто запросит меньше — Губаренко или он сам…
После обеда он был приглашен в кулуары совещания. Господин Маркус Миллер познакомил его с составом инспекционной комиссии, состоявшей из представителей руководства и специалистов. В официальном решении значилось, что инспекция должна проследовать по всей трассе нефтепровода и «произвести анализ и оценку следующих вопросов:
— готовность к пуску в целом;
— техническое состояние стыков и станций подкачки;
— техсостояние резервуаров-накопителей;
— урегулировать возникшие финансовые конфликты, связанные с выплатой компенсаций за отчуждаемые земельные участки;
— расследовать случаи нарушения прав местного населения на природные ресурсы;
— исследовать экологические проблемы;
— ущемление демократических прав этнических групп, создающее напряженную социальную обстановку;
— нарушения культурной среды», и т. д., и т. п.
В связи с непомерностью этих задач для немногочисленных членов комиссии, вокруг нее было образовано множество групп содействия по каждому из вопросов. В них входили представители общественных организаций, ученые, журналисты, деятели культуры и прочая «тусовка», которая неизбежно кормится вокруг всякого масштабного проекта, как саранча, проедая несметное количество денег. Этот бич «открытого общества» осточертел всем реальным работникам, но они прекрасно себе представляли, что любое посягательство на болтунов и бездельников способно привести к настоящей катастрофе. Они неспособны оказать никакой помощи, но в силах очень серьезно нагадить.
