— В животе пусто, но тошнит с похмелья… Лекарство медицинское или настоящее — которое горькому пьянице надо?
— Настоящее, — показал Шеин бутылочку марочного коньяка.
— Тогда обойдемся без умывания и зарядки. Где вы меня нашли?
— Ты сам явился, только в диком виде. Где это ты ободрался?
Сергей пощупал руку и лицо, критически осмотрел себя в зеркало.
— Вот черт! Здорово же я надрался, если меня сумели так приложить. А что с рукой?
— По виду — ножевая рана.
— А на морде вид — будто с горы катился. Ну, будем, — он опрокинул пластиковую стопку в рот и занюхал чебуреком. — Ой как хорошо… Вы извините меня, что я так сорвался, переволновался очень за последние дни. Спасибо, что вы со мной возитесь. А Губарь улетел уже?
— Да, сегодня.
— Ну и черт с ним. А как же вы? Вам, наверное, на службу надо?
— Я побуду с тобой несколько дней — пока не буду уверен, что кризис миновал. У тебя послешоковое состояние. Но хорошая разрядка в Баку должна пойти тебе на пользу, поэтому я тебя и не останавливал.
— А как переговоры с Миллером?
— Торгуются. Губаренко, как всегда, загнул непомерные цифры — у него губа не дура. А Миллер — человек прижимистый, лишнего не отдаст. Они еще долго будут водить друг друга за нос. Так что ты ничего не потерял. Ну что, пей еще одну, а закусишь уже по дороге. Нам еще далеко.
— Я чуть позже, когда очухаюсь, подменю вас за рулем.
— Лучше отдохни. Стакан спиртного, еда и сон — лучшие лекарства на свете, — говорю тебе это как врач.
ГЛАВА 8
РУБЕЖ АТАКИ
В Гяндже вся история повторилась. Второй по величине город Азербайджана (прежде — Кировобад), который всегда завидовал столичному блеску, с приездом в него международной комиссии с высокими чиновниками и представителями хозяев нефтепровода — начал закипать и бурлить. Наученные в Кюрдамире, власти позаботились о том, чтобы не допустить беспорядков. Партийные лидеры были превентивно призваны к порядку, массовые митинги запретили.
Однако разгонять демонстрации, которые пошли вдоль по пятикилометровому проспекту Гейдара Алиева к зданию мэрии, перед камерами журналистов и в присутствии иностранцев было нельзя. В город, связующий Восток и Запад и лежащий посредине между Тбилиси и Баку, был срочно направлен сам Фархат Алиев — министр экономического развития. Он вез городу щедрые обещания.
В походный штаб комиссии, занявший один из исторически ценных домов, построенных из знаменитого на весь Восток красного кирпича, тянулись многочисленные делегации с претензиями на незаконное отчуждение земли, самоуправство, нанесение ущерба и бесконечные злоупотребления. Забастовало единственное в городе предприятие, которое работало до сих пор на полную мощность — винно-водочный завод. Но даже этим ударникам спиртового промысла было на что пожаловаться — в городе были частые перебои с электричеством, оно подавалось по графику, а вода, которая иногда шла из водопровода, годилась только для технических нужд. Питьевую воду все закупали в магазинах и лавках.
Остальные предприятия были при издыхании. Город понемногу умирал. Безработные горожане Гянджи тысячами собирались у миниатюрной копии Девичьей башни, на пешеходной улице, также повторяющей Бакинский Арбат, в уникальном парке Хан багы с его гигантскими деревьями, под которыми все последние годы шумел самовольный рынок-толкучка. Инспекция трубопровода стихийно превращалась в предвыборный тур по стране.
Чтобы утихомирить политические страсти, Фархат Алиев выступил с официальным сообщением о том, что городу уже в нынешнем году выделяется специальный инвестиционный фонд для развития промышленности размером в девять с половиной миллиардов манат. Сумма поразила воображение горожан, и они принялись составлять проекты реанимации предприятий, хотя простой калькулятор мог показать, что на долю каждого жителя приходится пять долларов.
Сергей заявился уже поздно вечером. Он без стука вошел в номер Боба и Марата, бросив с порога веселое:
— Привет!
Боб скептически осмотрел его с головы до ног:
— Ну и рожа у тебя, Смирнов, — заметил он. — По земле волочили?
— Точно не помню, вроде того.
— Пить надо больше — чтобы на драку не оставалось сил, — наставительно сказал Боб. — Или ты во что-то серьезное впутался, как это Марат умеет?
— Да нет, все в порядке. Как тут дела?
Боб поднял указательный палец вверх:
— Не пей «черную» воду!
— Как это?
— Из-под крана течет так называемая в народе «черная» вода, она годится только для стирки темного белья и мытья полов. Пить и споласкивать глаза можно только покупной «белой» водой, иначе попадешь в городскую больницу, а там тебя быстро переправят в могилу.
Сергей уселся на стул посреди комнаты:
— И больше ничего существенного?
— Возьми в углу свой ноутбук, мы за ним присмотрели. Остальные вещи в твоем номере.
— Спасибо, — Сергей забрал свой компьютер. — Расскажите хоть что как…
— Митинги, возня мышиная, скука, — перечислил Боб. — Ты ничего интересного не пропустил. Мне эта свистопляска еще в Киеве поднадоела, а в этих безводных краях — просто тоска. Если свет опять отключат — пойду к мэрии стекла бить.
— Заблудишься в темноте.
— Нет, тут одна широкая асфальтированная улица — с нее не собьешься.
— Проспект Гейдара Алиева?
— Пустой вопрос. В Азербайджане все хорошее носит имя этого великого человека, кроме Девичьей башни.
— А что Марат молчит, как «черной» воды напился.
— От «черной» воды в сортире сидят, а Марат на тебя сердится. Что Губаренко?
— Ожесточенно торгуется с Миллером. Стоят насмерть — до последнего цента.
— Миллер уже здесь.
— А Губаренко улетел в Москву. Не сговорились пока и взяли тайм-аут.
— Коды торгует?
— Не только, у него еще карта шельфовой геологоразведки по Гюнешли.
— Ценная?
— Он не показывает, но заламывает какие-то несуразные миллионы. Да перестаньте вы дуться. Марат!
Марат отложил газету и спокойно сказал:
— Миллер тебя спрашивал, вы же не виделись в Баку.
Сергей примирительным тоном объяснил:
— Я загудел почти сразу — на старые дрожжи. Двое суток отрывался. А потом Шеин привез меня сразу сюда.
— Надо бы с ним потолковать по душам.
— Он в моем номере ночует, мест в гостинице нет. Так что я, пожалуй, схожу на разведку к Маркусу, а ты можешь проконсультироваться с лечащим врачом без меня. Чего требовать от этого «нефтяного шейха»?
