– Госпожа! – воскликнул граф, отвесив изысканный
поклон. – Вы оказали большую честь моему дому!
Тётя Пол уже хотела что-то ответить, но в этот момент в
комнату ворвались, горячо споря о чём-то, двое молодых людей.
– Ты идиот, Берентейн! – рявкнул первый,
темноволосый юноша в алом дублете.
– Можешь думать всё, что угодно, Торазин, –
возразил второй, приземистый, со светлыми курчавыми волосами, одетый в тунику с
жёлто-зелёными полосами, – но нравится тебе или нет, будущее Арендии в
руках мимбратов, и все твои обличения и страстные речи не изменят этого факта!
– Нечего рассыпаться в любезностях, Берентейн! –
оскалился темноволосый. – Меня тошнит от твоих попыток подражать
придворным льстецам!
– Достаточно, господа! – резко вмешался граф
Релдиген, стукнув палкой о каменный пол. – Если вы немедленно не
прекратите обсуждать политику, я прикажу вас разделить, а если понадобится, то
и силой.
Молодые люди несколько минут не сводили друг с друга злобных
глаз, и в конце концов угрюмо разошлись по разным концам комнаты.
– Мой сын, Торазин, – извиняющимся тоном объяснил
граф, – и его кузен Берентейн, сын брата моей покойной жены, вот уже две
недели донимают друг друга. Пришлось отобрать у них мечи на следующей же день
после приезда Берентейна.
– Политические споры разогревают кровь, лорд
Релдиген, – заметил Силк, – особенно зимой. Полезно для здоровья.
Граф не смог удержаться от усмешки.
– Принц Келдар, кузен короля Драснии, – представил
Силка господин Волк.
– Ваше высочество! – низко поклонился граф. Силк
едва заметно поморщился.
– Пожалуйста, не нужно, лорд Релдиген. Всю жизнь я
провёл, стараясь убежать от подобного обращения, поскольку уверен, что моё
родство с королевской фамилией так же смущает моего дядюшку, как и меня.
Граф снова весело, непринуждённо рассмеялся.
– Почему бы нам не пойти к столу? – предложил
он. – На вертелах в кухне жарятся два жирных оленя, а на днях мне прислали
из Толнедры бочонок красного вина. Насколько мне помнится, Белгарат всегда
питал пристрастие к хорошему вину и вкусной еде.
– И с тех пор не изменился, – заверила тётя
Пол. – Стоит только раз узнать вкус моего отца, и можно точно представить
его желания.
Улыбнувшись, граф предложил ей руку; все направились к двери
на дальнем конце комнаты.
– Скажите мне, лорд Релдиген, – начала тётя
Пол, – нет ли у вас в доме ванны?
– Мыться зимой опасно, леди Полгара, – предостерёг
граф.
– Господин мой, – торжественно заверила
она, – я моюсь регулярно зимой и летом вот уже столько лет, что вам трудно
вообразить.
– Пусть себе делает что хочет, Релдиген, – убеждал
господин Волк. – Пол становится просто невыносимой, если заметит, что кожа
у неё чуть-чуть потемнела.
– Тебе бы ванна тоже не повредила, Старый Волк, –
ехидно отпарировала тётя Пол, – последнее время стоять рядом с тобой
становится довольно затруднительно.
Господин Волк напустил на себя слегка оскорблённый вид.
Гораздо позже, после того как все до отвала наелись жареной
оленины с пропитанным соусом хлебом и сладких пирогов с вишней, тётя Пол
попрощалась и вместе со служанкой отправилась посмотреть, как идут
приготовления к купанию.
Мужчины продолжали сидеть за чашами с вином; на лицах играл
золотой отблеск огоньков множества свечей.
– Позвольте, я провожу вас в ваши комнаты, –
предложил Торазин Леллдорину и Гариону, отодвинув стул и окидывая Берентейна
полным скрытого презрения взглядом.
Друзья последовали за ним по высокой лестнице, ведущей на
верхние этажи дома.
– Не хочу обидеть тебя, Тор, – пробормотал
Леллдорин, шагая вверх, – но, по-моему, твой кузен вбил себе в голову
весьма странные идеи.
– Берентейн просто осёл, – фыркнул Торазин. –
Думает, что войдёт в милость к мимбратам, если будет подражать их выговору и
пресмыкаться перед ними.
Мерцающий огонёк свечи на миг выхватил потемневшее лицо и
гневные глаза – Зачем ему это нужно? – удивился Леллдорин.
– Отчаянно добивается получения хоть каких-нибудь
владений, – отозвался Торазин. – У брата матери было очень мало
земли, а этот жирный идиот страдает по дочери одного из баронов в той
местности, где родился, и, поскольку тот даже и не подумает обратить внимание
на нищего поклонника дочери, Берентейн пытается втереться в доверие к
мимбратскому губернатору и лестью выманить поместье.
Думаю, он принёс бы клятву верности самому Кол-Тораку,
обещай ему Одноглазый хоть какое-то богатство.
– Неужели твой кузен не понимает, что у него нет
никаких шансов? – настаивал Леллдорин. – Вокруг губернатора и без
того вертится слишком много прихлебателей-мимбратов, выпрашивающих землю, тому
и в голову не придёт дать что-нибудь астурийцу.
– Я ему это говорил, – холодно-пренебрежительно
объявил Торазин, – но он не желает ничего слушать. Поведение этого болвана
позорит всю семью.
Леллдорин сочувственно покачал головой и, заметив, что они
добрались уже до верхнего этажа, быстро огляделся.
– Мне нужно поговорить с тобой, Тор, – выпалил он,
понизив голос.
Торазин резко вскинул голову.
– Отец велел мне отправляться на службу к Белгарату.
Дело чрезвычайной важности, не терпящее отлагательств, – поспешно
продолжал шептать Леллдорин. – Не знаю, сколько продлится наше
путешествие, так что тебе и другим придётся убить Кородаллина без меня.
Широко раскрытые глаза Торазина налились ужасом.
– Мы не одни, Леллдорин, – прошептал он сдавленным
голосом.
– Пойду в другой конец коридора, – поспешно
откликнулся Гарион.
– Нет, – твёрдо ответил Леллдорин, хватая его за
руку. – Гарион – мой друг, Тор, и у меня нет от него секретов.
– Леллдорин, пожалуйста, – запротестовал
Гарион, – ведь я не астуриец и даже не аренд. Не желаю знать, что вы
замышляете.
– Но я хочу дать тебе доказательство своего
доверия, – объявил Леллдорин.
