– Посмотрим, – процедил он и, выпрямившись, начал
что-то бормотать себе под нос; руки выписывали в воздухе прихотливые узоры.
Гарион почувствовал, как в лицо ударило чем-то вроде
сильного порыва ветра, хотя воздух был совершенно спокойным.
– Смотри не ошибись, – спокойно посоветовала тётя
Пол. – Если забудешь хоть малейшую деталь заклинания, оно обратится на
тебя и разнесёт на куски.
Человек в лодке замер на месте, обеспокоенно нахмурившись.
Ветер, чуть не сбивший с ног Гариона, внезапно прекратился. Мерг начал снова
судорожно работать пальцами; лицо окаменело от усилий сконцентрировать волю.
– Это делается так, гролим, – объявила тётя Пол,
еле заметно повела пальцем, и Гарион тут же почувствовал, как дувший в лицо
ветер изменил направление.
Гролим вскинул руки, отпрянул и, споткнувшись, упал на дно
лодки.
Судёнышко, словно от сильного толчка, отбросило назад на
несколько ярдов.
Гролим приподнялся; на смертельно бледном лице лихорадочно
блестели расширенные от ужаса глаза.
– Возвращайся к своему хозяину, собака, –
уничтожающе бросила тётя Пол, – и скажи, чтобы выпорол тебя за то, что
плохо учишь уроки!
Гролим что-то поспешно приказал найсанским гребцам; те
немедленно повернули лодку и поплыли к невольничьему судну.
– Мы собирались немного поразмяться, Полгара, –
пожаловался Бэйрек. – Зачем нужно было всё испортить?!
– Пора бы тебе уже повзрослеть! – резко оборвала
она его и повернулась к Гариону. Глаза сверкали, на лбу белым пламенем
светилась серебряная прядь. – Жалкий идиот! Отказываешься от помощи и
наставлений и тут же бросаешься в атаку, словно разъярённый бык! Неужели не
имеешь ни малейшего представления о том, что это значит: перенести человека из
одного места в другое у всех на глазах. Теперь каждому гролиму в Стисс Торе известно,
что мы здесь!
– Но он умирал, – беспомощно оправдывался Гарион,
показывая на лежащего человека. – Нужно же было что-то сделать!
– Он погиб в ту секунду, когда коснулся воды, –
жёстко ответила она. – Погляди!
Раб, изогнувшись, застыл в последней смертельной муке:
голова откинута, рот широко открыт. Очевидно, всё было кончено.
– Что с ним случилось? – прошептал Гарион, борясь
с подступившей тошнотой.
– Пиявки ядовиты. Их укусы парализуют жертву, так что
они могут без помехи высасывать кровь. Сердце его остановилось. По твоей вине
гролимы узнали о нашем появлении, и всё из-за мертвеца.
– Он не был мёртв, когда я сделал это, – завопил
Гарион, – и умолял о помощи!
Никогда ещё в жизни он не чувствовал такого гнева.
– Ему уже никто не мог помочь, – холодно, жёстко
возразила она.
– Что же ты за чудовище? – спросил Гарион сквозь
стиснутые зубы, сдерживаясь из последних сил. – Неужели у тебя нет никаких
чувств? Позволила бы ему умереть? Не так ли?
– Думаю, сейчас не время и не место это обсуждать.
– Нет! Сейчас, именно сейчас, тётя Пол! Знаешь, в тебе
нет ничего человеческого! Ты перестала быть человеком так давно, что уже не
помнишь, когда это произошло! Тебе четыре тысячи лет! Целые поколения успели
родиться и умереть, а ты всё живёшь Мы для тебя просто развлечение, способ
провести время.
Управляешь нами, словно марионетками, дёргаешь за верёвочки
для собственного удовольствия. Только знай, я устал быть куклой! Между нами всё
кончено!
Гарион, скорее всего, и сам не хотел, чтобы дело зашло так
далеко, но гнев затуманил рассудок, и вырвавшиеся слова уже невозможно было
остановить Тётя Пол смертельно побледнела, будто он внезапно ударил её, но тут
же выпрямилась – Ты, глупый мальчишка! – сказала она спокойным, но
казавшимся от этого ещё более вызывающим ужас голосом. – Кончено? Да
знаешь ли ты, чего мне стоило сохранить тебя живым и невредимым? Вот уже больше
тысячи лет ты оставался моей единственной заботой! Я переносила муки, боль,
потери, и несчастья мои были таковы, что и представить не можешь и не сумеешь
понять – и всё только ради тебя, жила в бедности и нищете – для одного тебя,
оставила сестру, которую любила больше собственной жизни, – принесла в
жертву тебе, прошла через огонь и невыносимое отчаяние, в миллионы раз худшее,
чем любое пламя, – ты, один ты был для меня главным. И ты осмеливаешься
говорить, что был для меня развлечением, способом убить время? Что нежность и
ласка, забота и тревоги ничего не стоят?
Между нами никогда не будет кончено, Белгарион. Слышишь?
Никогда! Мы будем вместе до конца дней, если понадобится! Всегда вместе!
Слишком многим ты мне обязан!
Последовал миг ужасного молчания. Друзья, потрясённые силой
слов тёти Пол, застыли на месте, глядя то на неё, то на Гариона Не сказав
больше ни слова, тётя Пол повернулась и медленно спустилась вниз.
Гарион беспомощно огляделся, чувствуя внезапный неодолимый
стыд и непереносимое одиночество.
– Я ведь должен был это сделать, правда? – спросил
он, ни к кому в особенности не обращаясь и не вполне понимая сам, что имеет в
виду.
Взгляды всех присутствующих были обращены на него, но ответа
на вопрос так и не прозвучало.
Глава 26
К полудню на небе снова собрались тучи, а где-то вдалеке
слышались раскаты грома. Почти дымящийся от удушливого жара город вновь
заволокло пеленой дождя.
Грозы гремели над страной ежедневно, почти в одно и то же
время, и путешественники уже начали к ним привыкать Все ушли вниз, в тесное
пространство кубрика, и сидели, изнемогая от духоты, ожидая, когда прекратится
монотонный стук капель по дереву.
Гарион, сжавшись от напряжения, прислонился спиной к
дубовому ребру корабля и, упрямо сжав челюсти, не сводил непрощающих глаз с
тёти Пол. Та, не обращая на него внимания, о чём-то тихо толковала с Се'Недрой.
Открылась узенькая дверь, и появился капитан Грелдик,
смахивая воду, ручьями струившуюся со лба и бороды.
– Пришёл этот драсниец, Дроблек. Говорит, есть известия
для вас.
– Приведи его, – кивнул Бэйрек. Торговец еле
протиснулся через узкую щель.
Он весь промок, и на полу тут же образовалась лужа.
– Ну и дождь! – пропыхтел он, вытирая лицо.
– Мы уже заметили, – кивнул Хеттар.
– Я получил послание от принца Келдара, – объявил
Дроблек.
– Наконец-то! – воскликнула тётя Пол.
