– Пожалуйста? – издевательски повторила
она. – Самое время вспомнить о вежливости! Почему же ты не был так
обходителен сегодня утром? Не слышала, чтобы ты хоть раз сказал «пожалуйста»,
да и «спасибо» тоже. Знаешь, кто ты?
Испорченный самодовольный мальчишка!
Это оказалось последней каплей. Слышать, как избалованная,
привыкшая повелевать принцесса называет его испорченным мальчишкой?!! Такого
Гарион не смог вынести и, окончательно выйдя из себя, начал орать. Смысл в его
словах найти было трудно, но на душе полегчало.
Сначала они бросали друг другу взаимные несправедливые
обвинения, но вскоре перешли на ругательства. Се'Недра визжала, как камаарская
базарная торговка, а новообретенный баритон Гариона то и дело срывался на
петушиные нотки. Они тыкали пальцами друг другу в лицо и орали. Се'Недра топала
ногами, а Гарион размахивал руками. Должно быть, наблюдать ссору со стороны
было весьма интересно, во всяком случае Гарион почувствовал себя немного лучше
после того, как всё закончилось Выкрикивать оскорбления в адрес Се'Недры
оказалось невинной забавой по сравнению с теми ужасными непростительными
вещами, сказанными тёте Пол, да к тому же позволило сорвать гнев на ком-то, не
причинив особого вреда.
Правда, Се'Недра в конце концов залилась слезами и убежала,
оставив Гариона, сознающего, что он вёл себя по-дурацки, хотя особого стыда он
не испытывал. Юноша, не совсем ещё остыв от сражения, пробормотал несколько отборных
оскорблений, которыми не успел осыпать противницу, но потом, вздохнув, в
задумчивости облокотился о поручни, наблюдая, как ночь окутывает город на
болотах.
В глубине души он был благодарен принцессе, хотя даже себе
не осмеливался признаться в этом. Глупая ссора заставила его опомниться, и
теперь он ясно понимал, что должен извиниться перед тётей Пол, ведь все
несправедливые обвинения в её адрес были вызваны чувством собственной вины и
желанием переложить на кого-нибудь ответственность за случившееся.
Но за всё сделанное приходилось отвечать самому. И, придя к
такому решению, Гарион почувствовал, что выздоравливает от тяжкой болезни.
Стемнело. Душная тропическая ночь опустилась на город; из
непроходимых болот доносился удушливый запах гниющих водорослей и стоячей воды.
Какое-то злобное насекомое, пробравшееся под тунику, вгрызлось в спину между
лопаток, в том месте, куда он не мог дотянуться.
Он не успел услышать ни скрипа, ни шороха – ничего,
предупреждающего об опасности: кто-то схватил его, заломил руки назад и прижал
ко рту и носу мокрую тряпку. Гарион попытался вырваться, но безуспешно, а
тяжёлая ткань не давала высвободить голову и позвать на помощь. От тряпки шёл
какой-то странный запах, навязчивый, омерзительно сладкий и очень сильный.
Голова его закружилась, а ноги и руки внезапно ослабели. Гарион сделал ещё
одно, последнее усилие вырваться, но тьма надвинулась, окутала его; юноша
потерял сознание.
Глава 27
Они оказались в каком-то длинном коридоре. Перед глазами
Гариона шпал вымощенный брусчаткой пол. Его несли лицом вниз, голова
немилосердно болталась, во рту пересохло, в ноздрях всё ещё стоял густой
сладковатый запах. Он чуть повернул шею, пытаясь осмотреться.
– Приходит в себя, – заметил тащивший его за руки
человек…
– Наконец-то, – пробормотал кто-то. – Ты
слишком долго держал тряпку у него на лице, Иссас.
– Я знаю, что делаю, – возразил первый. –
Отпустите-ка его.
– Можешь стоять? – обратился Иссас к Гариону.
На бритой голове найсанца пробивалась щетина, ото лба к
подбородку через пустую глазницу шёл рваный шрам. Одежда его была грязной,
покрытой пятнами.
– Вставай! – шипящим голосом приказал он, ткнув
Гариона сапогом.
Гарион попытался подняться. Колени тряслись, пришлось
опереться о влажные камни стены, покрытые плесенью.
– Несите его, – велел Иссас остальным.
Те, подхватив юношу под руки, поволокли его по сырому
коридору в какое-то помещение без окон, походившее не столько на комнату,
сколько на темноватый сводчатый погреб. Огромные колонны, покрытые резьбой,
поддерживали высокий потолок; маленькие масляные лампы, подвешенные на длинных
цепях или стоявшие на каменных полочках, вырубленных в колоннах, бросали
неверные отсветы на стены и пол. Люди в многоцветных одеяниях беспорядочно
перемещались с места на место в каком-то блаженно-бессознательном состоянии.
– Ты! – рявкнул Иссас пухлому молодому человеку с
сонными глазами. – Пойди скажи Сэйди, главному евнуху, что мы схватили
мальчишку.
– Пойди и скажи сам, – тоненьким голоском
проверещал толстяк. – Я не подчиняюсь приказам таких, как ты, Иссас.
Тот, коротко размахнувшись, отвесил юноше звонкую пощёчину.
– Ты ударил меня! – завопил толстяк, схватившись
за щеку. – И раскроил губу, видишь, кровь!
Он сунул окровавленную ладонь под нос Иссаса.
– Если не будешь делать что велено, перережу твоё
жирное горло, – не повышая голоса, пообещал Иссас.
– Я всё скажу Сэйди, вот увидишь!
– Беги скорее, да не забудь сообщить, что мы поймали
мальчишку, которого требовала королева. Пухлый юноша поспешно удалился.
– Евнухи! – презрительно сплюнул один из тех, кто
держал Гариона за руку.
– Такие, как они, тоже нужны, – ответил другой с
грубым смехом.
– Ведите мальчишку! – велел Иссас. – Сэйди
ждать не любит.
Они потащили Гариона из залы. На полу сидело несколько оборванных
грязных мужчин с нечёсаными длинными волосами и бородами, скованные длинной
цепью.
– Воды! – прохрипел один из них. –
Пожалуйста!
И умоляюще протянул руки.
Иссас остановился и с изумлением оглядел раба.
– Почему у этого язык на месте? Не успели отрезать? –
обрушился он на стоящего рядом стражника. Тот пожал плечами.
– Ещё не успели? Если кто-нибудь из жрецов услышит, что
они разговаривают, тебя вызовут на допрос. Вряд ли тебе это понравится.
– Я не боюсь жрецов, – ответил стражник, нервно
озираясь – Перед ними всегда лучше жить в страхе, – посоветовал
Иссас. – И не забудь напоить этих животных, ведь за них деньги плачены.
Он было зашагал впереди державших Гариона мужчин,
направляясь к погружённому в темноту проходу между: двумя колоннами, но опять
остановился и громко приказал:
– Убирайся с дороги!
