Это пятно на полу заставляло предположить, что их с Пинеро просто одурачили – вероятно, друзья или близкие Лары. Сбили с толку, одурманили наркотой, заманили в заранее подготовленное помещение и побудили к смертельному поединку на радость собравшейся толпы. Шепоты. Возможно, они и не шептались вовсе, а делали ставки и смеялись над двумя одураченными полицейскими; а он был настолько не в себе, что принимал гул голосов за невнятный таинственный шепот. Люди-деревья? Костюмы и маски. Галлюцинация.
Все еще пребывая в оглушенном состоянии, он попытался собраться с мыслями. Если Сара Пичардо со своими прихожанами намеревалась свершить акт мести, сейчас, когда Пинеро умер, месть осуществилась, но лишь наполовину. Следовательно, чтобы довести дело до конца, они попытаются обвинить его в убийстве Пинеро. Что легко сделать, поскольку он его и убил. Демпси представил себе адвоката, пытающегося выстроить защиту на основании всего этого бреда. Никаких шансов выпутаться. Мысль о перспективе пожизненного заключения в Аттике разогнала последние клочья тумана, заволакивавшего ум. Он должен выяснить, что творится в участке. Серый свет втекал в открытую дверь в конце помещения. Демпси взглянул на наручные часы. Начало восьмого. Ребята расслабляются после ночного дежурства.
Его куртка валялась возле стены с изображением двух белых зданий. Пистолета и след простыл. Он вытащил из кармана мобильник, задаваясь вопросом, почему у него не сперли телефон вместе с пистолетом, и набрал номер дежурного по отделению. Трубку взял Терри Шизмански, и Демпси, представившись, спросил, выйдет ли Пинеро на дневное дежурство.
– Нет, он в отгуле.
– В отгуле?
– Да. Вроде он говорил что-то насчет поездки в Вегас. Разве он тебя не предупредил? А ну да. Ты же все еще сидишь на больничном.
– Что там у вас происходит?
Шизмански фыркнул.
– Я от возни с бумажками скоро инфаркт заработаю.
– А ночью вызовы были?
– Послушай, Билли, ты только не обижайся, но мне нужно за час закончить со всем этим дерьмом. У меня нет времени на болтовню.
– Конечно. Извини, Терри.
– Ага, до скорого.
Ни малейшего интереса. Никакой попытки выяснить, где он находится. Они еще не узнали о смерти Пинеро. У него оставалось немного времени, чтобы попытаться выстроить свою защиту… или смыться.
Демпси заметил в настенной росписи яркое пятно, выделяющееся на общем фоне. Подошел к нему. Краска еще липкая. Недавно нарисованная лачуга. Он обвел взглядом ряд остальных хижин. Неужели по одной прибавлялось здесь всякий раз по свершении ритуала? Может, они вели двойную игру и с ним, и с Пинеро, чтобы одновременно отомстить за Лару и позаботиться о черном солнце? Обычная логика тут не работала. Демпси предположил, что, возможно, они сражались одновременно в двух разных мирах, сражаясь здесь и в альтернативном Нью-Йорке… и Пинеро остался сидеть за столом в хижине, изображение которой появилось на стене. В убогой лачуге с черными жуками. Потом он предположил, что боги наблюдали за их схваткой, происходившей в обоих мирах, облеченные в тела усохших старичков, женщин, полуобнаженных жриц и священных всадников, оседлавших своих боевых коней. Смутные воспоминания о проводившемся в церкви ритуале наводили на мысль, что многие прихожане одержимы богами вуду. Марионетки, пляшущие под дудку Шанго. Демпси перевел взгляд на окно лачуги. Художник разрисовал стекло грязными рваными мазками, в которых виделись затейливые, наползающие друг на друга силуэты, похожие на расплывчатые фигуры живых существ. Демпси не мог ничего разглядеть толком, но самый их вид внушал тревогу.
Отворачиваясь от расписанной стены, он зацепился ногой за что-то. Обломок деревянного бруска с испачканным в липкой крови острым концом. После секундного колебания Демпси поднял его. Он помнил, как сжимал его в руке. На шероховатой поверхности вряд ли остались отпечатки пальцев, но на всякий случай он протер брусок полой рубашки и положил обратно на пол. Представлялось маловероятным, что они не собирались использовать орудие убийства в качестве улики против него. Возможно, у них есть фотографии или видеозапись, но на суде по делу об убийстве обвинение предпочитает иметь весь арсенал улик. Орудие. Мотив. Свидетель-очевидец. Демпси живо представил, как адвокат убеждает присяжных, что улика, скорее всего, сфабрикована, и утверждает, что в любом случае она не доказывает окончательно и бесповоротно, что мистер Демпси убил своего напарника и верного друга, человека, с которым плечом к плечу сражался с бандитами, противостоял клеветническим нападкам желтой прессы и несправедливым обвинениям целого города; напоминает, что свидетелями по делу являются состоящие в сговоре приверженцы тайного культа, которые, как всем известно, питают злобу против доблестного офицера, не в первый раз подвергающегося преследованию в судебном порядке. Друзья Лары спланировали все очень тщательно. Орудие убийства имело решающее значение. Тот факт, что они не позаботились о нем, заставлял предположить, что их месть может и не нуждаться в судебном процессе.
Демпси надел куртку, застегнул молнию, чтобы скрыть окровавленную рубашку, и выглянул за дверь. Грязно-желтые здания Форт-Вашингтона. Кварталах в десяти от места, где он припарковал машину. Вчера он рассчитывал, что по прошествии ночи все беды останутся позади и он сможет перестать играть в полицейского. Сознание, что игры не закончились, что он должен позаботиться о своей безопасности, разъело незримую преграду, сдерживавшую чувство смертельной усталости. Ребра у него горели, плечо болезненно ныло. Слишком много вопросов. Слишком много! Не обращая внимания на пристальные взгляды прохожих, низко опустив голову, Демпси скорым шагом отправился на поиски ответов.
И церковь Лукуми Бабалу Ай, и травяная лавка оказались закрытыми, и на звонки в дверь никто не отозвался. Значит, оставалась Марина. Она должна ответить за многое… особенно за свой крик во время поединка. Который отвлек внимание Демпси. Разумеется, она одержима. Явно. Безусловно одержима. Демпси вспомнил, как она танцевала в храме. Неуклюжие, судорожные движения. Начисто лишенные изящества. Словно марионетка, приводимая в движение неумелым кукловодом. А возможно, у нее были на то свои причины? Демпси начинал склоняться к предположению, что поединок в деревне и поединок в помещении, где он очнулся, проходили одновременно. Что они являлись своего рода виньетками в сложном узоре, который он еще не мог распутать; и все увиденное им по пути к мосту подтверждало это предположение. Демпси полагал, что после убийства Пинеро ничего не изменится; однако город изменился. Районы, через которые он проезжал, казались оживленнее, дружелюбнее и чище. Там еще не чувствовалось той атмосферы радостного возбуждения, какая царила в кварталах черного солнца. Перемены носили не столь сильный характер. Просто меньше стало заколоченных фанерой витрин. В воздухе веяло теплом. Словно температура города повысилась на градус, и вязкий, медленный поток жизни немного ускорил свое течение на периферии. Хотя значительных улучшений не наблюдалось, хотя произошедшие перемены еще не внушали твердой уверенности в лучшем будущем, представлялось несомненным, что нечто важное все-таки сделано: нечто большее, чем право продолжать жить по-прежнему. Демпси подумал, что это вполне объясняет, зачем Сара Пичардо со своими прихожанами втянула его в эту историю. В конце концов, возможно, ни о какой мести вообще и речи не было. Даже малая толика добра стоила того, чтобы рискнуть для нее жизнью. Когда-то Демпси верил в это. Вот почему он пошел работать в полицию. Теперь он снова хотел в это поверить. Ведь не все же «товар-деньги-товар».
