– Нам надо обсудить еще один момент, – сказал он. Мисс Сноу вновь оживилась и приняла выжидательную позу.
– Я вот думаю, если поставить на Борчарда, его можно запросто раскрутить до пятизначной цифры. Он с ума сходит по этому кольту.
– Нет, – сказала она, и это слово прозвучало как камень, брошенный на крышку гроба.
Его персонаж ломился на сцену – Джимми с трудом удерживал входную дверь.
– Я знал, что вы будете возражать, – сказал он, – но это, возможно, самый верный способ от него отделаться. Он получит свое и успокоится, а вы уедете отсюда с суммой, почти вдвое большей.
Она убрала прядь волос за ухо и приняла официальный тон:
– Вы не понимаете.
– А вы попробуйте объяснить.
– Он звонит мне три-четыре раза в день... – Она прервалась, сдерживая слезы.
Сколько красоты и скрытой силы в этой ее грусти! Временами ее захлестывают эмоции, но она всякий раз стряхивает их с себя и продолжает идти выбранным путем. Так подумал неугомонный персонаж из истории, но, поскольку эти слова полностью совпали с его собственными мыслями, Джимми на сей раз не погнал его прочь.
– Он вам по-прежнему звонит? – Джимми дотронулся до ее руки, стараясь утешить. – Почему вы мне сразу не сказали?
– Вы не понимаете! Его невозможно в чем-либо убедить, он всегда поступает по-своему. И каждый раз он описывает, как расправится со мной и с детьми, если только... – Тут слезы наконец-то прорвались наружу.
– И вы боитесь, что, передав кольт ему, вы будете с ним как бы повязаны?
Плач перешел в рыдания, и она не смогла ответить. Джимми подвинулся ближе и положил руку ей на плечо; она уткнулась головой ему в грудь.
– Ну-ну, успокойтесь, – сказал он. – Мы не уступим кольт Борчарду.
Она подняла лицо и – вот он, тот самый жаждущий, призывный взгляд, который он ждал так долго... все эти долгие годы надежд, молчаливых страданий и отчаяния. Океан ее глаз уходил в глубину на многие-многие мили. Он поцеловал ее, она ответила на поцелуй и обвила руками его шею. Его левая рука обняла ее за талию и скользнула выше, под грудь. Он поцеловал ямку над ее ключицей, нащупал и расстегнул пуговицу платья. Она издала легкий мелодичный вскрик, последний аккорд уходящей мелодии, и открыла губы для нового поцелуя. Он лихорадочно двигал пальцами, сражаясь с застежкой между полукружиями ее лифчика, но вот дело сделано – и ее груди, мягкие и потрясающе нежные, уютно легли в его ладони. «О, кузина...» – прошептал он, одурманенный их чудесным теплом. Его рука заскользила вверх от ее колена, пока не достигла самой сердцевины тепла, той самой тайны, которую она наконец-то решилась открыть. Он ловил ее запах и ощущал на губах ее вкус, бережно опуская ее на диван. «Моя прекрасная кузина», – прошептал он, скользящим движением задирая ее платье. Вот он, белый кружевной холмик, вырастающий из гладкой, чуть влажной ложбинки сомкнутых бедер...
– Погоди! – Она толкнула его тыльной стороной ладони. Это был совсем слабый толчок, но он выбил Джимми из темы, так что он не уловил начало ее следующей фразы. -... кузиной? – говорила она. – Что это значит?
Он смотрел на нее непонимающе.
– Почему вы назвали меня кузиной? – повторила она свой вопрос.
Он сейчас чувствовал себя подобно человеку в широком мешковатом балахоне, который пытается удержать равновесие на сильном ветру, раздувающем его одеяние.
– Это так, ничего, старая привычка... Просто ласкательное прозвище.
Тревожное выражение сошло с ее лица, но некоторая настороженность осталась.
– Наверное, я почувствовал в тебе что-то родственное, – пояснил он.
– Понимаю, – она улыбнулась, – и я тоже это чувствую.
Она впилась в его рот поцелуем и, обняв за шею, притянула его к себе. Джимми выбрал в качестве стартовой точки родинку на белом плече, прижался к ней губами и отсюда начал передвигаться к груди. Дыхание ее заметно участилось. Он провел языком по ее соску и прошептал: «Я люблю тебя». Тело ее напряглось и застыло в его объятиях. «Все эти годы, – продолжил он, – я ждал и не верил, что эта ночь когда-нибудь наступит». Ее сахарный голос что-то ответил, но в ушах Джимми сейчас звучала иная мелодия, и он не разобрал ее слов. Впрочем, он был уверен, что эти слова полностью созвучны тому, о чем сейчас пела, бурля и вскипая, его кровь. «В этом нет ничего дурного, кузина, – шепнул он. – Мы едины не только кровью, но и сердцем».
В следующий момент она уже дергала его за волосы и била по лицу, вырываясь из его объятий.
– О чем ты говоришь?! – крикнула она, отпихнув его и прикрывая смятым розовым платьем свою чудесную грудь. Страх и замешательство сквозили в ее взоре. – Я прошу вас уйти, – сказала она. – Извините, но... я хочу, чтобы вы ушли.
Он молчал, наблюдая за тем, как исчезают, разлетаясь прочь, осколки разбитого и потерянного мгновения. Эрекция топорщила его джинсы, но он удержался от того, чтобы засунуть в них руку и перевести восставшего друга в более удобное положение.
– Вы уйдете или нет? – Она снова начала плакать. Джимми хотел было ее утешить, но его руки и язык отказывались повиноваться.
– О боже! Вы ведь не будете вести себя как он? – Она прижала ладони к лицу; при этом платье соскользнуло с груди, и она прикрыла ее выставленными вперед локтями.
Несколько секунд Джимми соображал, кто такой этот «он», а затем произнес:
– Я только шел навстречу твоим желаниям.
Она испуганно взглянула на него сквозь щелку между пальцами и закрыла глаза.
– Прошу вас, пожалуйста, пожалуйста... уйдите! Слова выдавливались из нее с трудом, как будто вместе с ними уходили ее последние силы.
Он неловко встал с дивана, покачнулся, нашел глазами свою шляпу и сделал несколько шагов, от которых задребезжала посуда в кухонном шкафу. Взяв шляпу со стола и держа ее обеими руками на уровне груди, он сказал: «Прости».
Она не ответила ни словом, ни взглядом.
– Ничего, – сказал он, – ничего.
Воздух на улице показался ему необычно холодным – он был одет с расчетом на более мягкий климат. Нетвердой походкой он зашагал прочь от дома, не думая о том, куда идет, и даже не пытаясь сориентироваться в темноте.
– Мистер Гай!
Оклик заставил его остановиться и взглянуть в сторону трейлера. Из приоткрытой двери выбивался луч света толщиной с волосок. Джимми все еще очень смутно представлял себе суть происходящего.
– В следующий раз, когда понадобится что-то обсудить, я предпочла бы иметь дело с Ритой, – донесся до него голос мисс Сноу.
* * *
Джимми отчаянно гнал фургон, не обращая внимания на дорожные знаки и слишком резко тормозя перед светофорами. Его беспокоило не столько случившееся, сколько опасение, что это может случиться вновь еще до того, как он достигнет мотеля. В пяти или шести милях от дома мисс Сноу он начал думать мыслями своих персонажей и видеть воображаемые сцены. Боясь потерять контроль над машиной, он свернул на пустую стоянку перед придорожным ресторанчиком. Заведение было закрыто на ремонт – с вывески на его крыше исчезли неоновые буквы, за темным стеклянным фасадом виднелись кабинки без столов и стульев, пыльная стойка бара и разбросанный повсюду бумажный мусор. Джимми заглушил двигатель и стал разглядывать это заброшенное здание, мысленно населяя его усталыми официантками, дальнобойщиками, который день сидящими на амфетамине, троицей малолеток с нахальными угреватыми физиономиями, царапающих что-то в книге посетителей и хихикающих над названиями блюд в меню, пока их предки пытаются завязать беседу с незнакомцем за соседним столиком в надежде хоть как-то разнообразить этот ничем не примечательный день. На сей раз ему не пришлось отыскивать вход в историю – она сама накинулась на него, гоня прочь обыденные мысли, как злобный старик с тростью разгоняет ораву бездомных котов. Он увидел Сьюзен погруженной в бездну тоски. Она искала ниточку, могущую восстановить ее контакт с внешним миром, и нашла ее в самом холодном и мрачном закоулке души, где свила гнездо ненависть, – только здесь, вдали от всего, ее мысли очищались, кристаллизуясь в прочные ледяные глыбы, и только здесь она могла противостоять той жуткой пустоте, что постоянно взывала к ней из могилы.
