Эли сделал глоток «Каберне совиньон».
— Я не предлагаю тост, потому что не уверен в исходе, за который стоило бы выпить.
Пережевывая мясо, Ричард задумался, не собирается ли Эли отчитать его или у него просто ворчливое настроение. Он проглотил кусок и повернулся к хозяину:
— Я бы сказал, что ты должен радоваться победе в истории с Темпест Стар. Неужели ты недоволен, Белиал?
Эли откинулся в кресле и сплел пальцы вокруг бокала. Он явно отреагировал на то, что Ричард назвал его Белиалом.
— Отчего же так неприветливо, Ричард… Рамджал? Ты намекаешь на то, что мы должны обращаться друг к другу официально? Может, все-таки поговорим без чинов, по-семейному?
— Я ни на что не намекал.
— Тогда я предположу, что ты заметил камешек, попавший мне в ботинок?
Ричард положил вилку у тарелки.
— Ну и что, Эли? Всегда найдется заноза, которая тебя раздражает.
— Полагаю, тут ты прав. Но так всегда бывает, если стремишься осуществить план чисто, без проколов. Даже малейшая помеха может все разрушить.
— Разве ты недоволен тем, что мы сделали с агентом Венатори? Наш связной сказал, что все прошло идеально, без сучка без задоринки.
— Да-да, прими мои похвалы за это. Прости, что сразу не сказал. Превосходная работа.
— Спасибо, Эли. Я ценю твои похвалы. Коттен Стоун должна ясно и недвусмысленно понять наше предупреждение. Она помнит, что случилось с Торнтоном Грэхемом, и не может не провести аналогию. У нее не останется сомнений в том, с кем она имеет дело. А это послужит, так сказать, предупредительным выстрелом.
— Почему вы не можете просто убрать ее? — спросила Мария. — Вы избавились от агента, избавьтесь и от нее.
Ричард промокнул губы салфеткой, вопросительно посмотрел на Эли и перевел взгляд на жену:
— Потому что она — одна из нас. По крайней мере, наполовину. Ее отец был падшим ангелом. У нас есть физическая возможность избавиться от нее, но дело в том, что мы с самого начала поклялись не причинять вреда друг другу и тем, кто одной крови с нами. Только так мы можем увеличить свои ряды. Нам нужна большая армия. Если мы перейдем эту черту, нарушим обет, наш союз может быть разрушен навсегда. Нельзя допустить, чтобы численность нашего легиона уменьшилась. Лучше уж мы сломаем ее дух или вернем заблудшую овечку на путь истинный.
— Ясно, — сказала Мария, тщательно обдумав слова Ричарда. — Я все поняла, но тогда возникает другой вопрос, Эли. Агент Венатори мертв, и никто не подозревает, что у него вовсе не сердечный приступ. Почему же ты тогда так возбужден?
— Потому что вы не понимаете сути. Стержня всего дела. Не сомневаюсь, что Коттен Стоун поймет наше предупреждение. Она свяжет смерти Торнтона Грэхема и Томаса Уайетта, но пренебрежет этим.
— Почему? — не понял Ричард.
— Потому что тебе нужно нанести удар в самую уязвимую ее точку, пробить в ее броне брешь и поставить на колени. Нанести удар по Джону Тайлеру.
Мужской туалет
— Не передумал меня брать? — спросила Коттен Теда Кассельмана по телефону.
— Совершенно не передумал, — ответил Тед. — Если ты примешь мое предложение, это будет лучшей новостью за всю неделю.
— Сначала мне надо обговорить с тобой кое-что. Идет?
— Валяй.
Коттен откинулась на диванные подушки.
— Допустим, я бросаю свою работу. Я уже позвонила в «Газетт» и сказала, что ухожу. И даже написала заявление, но еще не отослала его.
— Ты сделала все как надо, — сказал Тед.
Коттен прикусила нижнюю губу.
— Не совсем.
— Так давай отправляй письмо, и пусть эта дурацкая работа достается Темпест Стар и «Курьеру».
— Я так и хочу сделать. Но «Газетт» заплатила мне аванс за материал о руинах в Нью-Мексико. Проблема в том, что материала нет. То есть сюжет есть, но он еще не закончен. Я хочу доработать его для Си-эн-эн, но не могу разорвать контракт, если не верну деньги «Газетт». — У Коттен все внутри сжалось. — А денег у меня нет…
— Я об этом позабочусь, — сказал Тед.
— Нет, я хочу не этого. Я предлагаю сделку. Постарайся отнестись непредвзято.
Следующие пять минут Коттен рассказывала Теду во всех подробностях про хрустальные таблички — в Перу, в Нью-Мексико и про последнюю, утерянную. Она рассказала о Гапсбургах, о Томасе Уайетте, его сотрудничестве с Венатори и смерти, которая, как она убеждена, произошла вовсе не по естественным причинам.
— Это сюжет, который я собираюсь сделать для Си-эн-эн. Тед, эта история даже серьезнее, чем заговор Грааля. Я уверена, что таблички собственноручно созданы Господом и что в них содержится послание к…
— Коттен, меня не надо убеждать — я тебе верю, верю в твое чутье и твой профессионализм. Кроме того, я отлично понимаю, что ты будешь раскручивать этот сюжет независимо от того, заплатит тебе Си-эн-эн или нет. Я прав?
Коттен прижала телефон плечом и очень тихо, почти шепотом, произнесла:
— Это очень важно для меня, Тед.
— Сколько ты должна «Газетт»? Кстати, возвращать мне деньги не надо. Си-эн-эн даст аванс и оплатит работу отличного журналиста и первоклассный новостной материал.
— Должна я примерно две тысячи долларов. Еще надо показать фотографии перуанской таблички специалисту, а это означает дорожные расходы. Мы с Томасом искали экспертов по хипу и выяснили, что один из лучших специалистов в мире работает в Чикаго. С него я и начну.
— Не вопрос. Клей марку и отправляй свое письмо о расторжении контракта. Тебе нечего делать в этом вонючем таблоиде. Возвращайся домой, в Си-эн-эн, и все будет хорошо.
— Но я еще не готова переезжать в Нью-Йорк. Сначала надо довести до ума сюжет с табличками.
— Ну что ты, детка. Работай там, где тебе удобно. А о переезде подумаем потом.
— Тед, ты просто чудо. Я серьезно.
— Да-да, конечно. Хочешь подольститься, чтобы я повысил тебе гонорар.
Оба засмеялись.
— Слушай, ты общаешься с Джоном Тайлером? — спросил Тед.
— Да. Я разговаривала с ним сразу после смерти Томаса и вчера. Тело отправили в Вашингтон на частные похороны. У него не было родных, поэтому придут только представители посольства и члены Венатори. Джон обо всем позаботился. Мы с ним говорили очень долго.
— У вас с ним особые отношения. Досадно, что он священник — точнее, даже архиепископ.
— Ну да, он священник. И что с того?
— Вот я и говорю: досадно. — Тед секунду помолчал. — Ладно, не буду больше мучить тебя этими разговорами. Как я понимаю, это больная тема.
— Вроде того, — сказала Коттен.
