— Что с тобой? Плохо себя чувствуешь?
— Отстань от меня! У меня все в порядке!
— Люба, я хочу тебе помочь. Давай пойдем вместе к дежурному врачу.
— Что ты ко мне пристала?! Я уже была у Марковича, приняла таблетку.
— Я вижу, что тебе плохо, и…
— Пошла вон! И не подходи ко мне — это и будет твоей помощью!
Люба разнервничалась, затряслась, кровь прилила к ее лицу, кажется, что еще мгновение — и она бросится на меня. Молча выхожу в коридор. Пусть успокоится, позже найду возможность с ней переговорить.
— Иванна! Ты мне нужна, пошли со мной!
Соня на время тихого часа забрала меня в ординаторскую, чтобы я могла в спокойной обстановке отредактировать ее статью. С первых фраз понимаю, что Соне еще предстоит научиться правильно излагать мысли, сделать речь живой, а не канцелярской. Количество правок ввергает ее в уныние, и я стараюсь подбодрить ее. Мы пьем кофе, я, закончив редактирование, устраиваю «разбор полетов», который превращается в лекцию по азам журналистики. Как хорошо и спокойно на душе, словно я уже покинула стены психушки и больше не завишу от чужой воли! Может, сейчас набрать Марту по мобильному Сони?
Широко распахивается дверь ординаторской, и влетает Богдан. От брошенного им ненавистного взгляда я вздрагиваю, появляется ощущение, что он сейчас набросится на меня. Похоже, вскоре для всех санитаров я стану «красной тряпкой», вызывающей ярость.
— Развлекаешься?! — раздраженно бросает он Соне. — Подружку нашла?
— Чего тебе, Богдана? — приготовилась отражать атаку Соня. — Осы покусали?
— Мне что! У тебя проблема — Коценко из второй палаты окочурилась!
— Не может быть! — Соня бледнеет.
— Люба?! — У меня перехватывает дыхание. Неужели ужасное пророчество Магды сбылось? Почему я не сказала Соне, что Любе плохо?
— Вызывай дежурного врача: сейчас начнется кутерьма! — зло произносит Богдан.
— Я должна убедиться! Может, у нее только обморок или еще что, а ты тут…
— Иди смотри! Ты думаешь, я жмуриков в своей жизни не видел?
Этот тон и поведение для Богдана не характерны. Неужели он близко к сердцу принял смерть больной? Или боится нагоняя от главврача? Странно, наверное, все же причина в чем-то другом. Впрочем, зачем мне над этим сушить мозги, когда произошла трагедия — Люба умерла! Соня выскакивает из ординаторской, я следом за ней. «Люба, Люба, что с тобой случилось?»
В палате никто не спит, все столпились вокруг кровати, на которой на спине, с полуоткрытым ртом и застывшими мертвыми глазами лежит Люба. На ее груди рубашка разодрана почти до пупка, видны белые груди с непропорционально большими сосками. Соня попробовала нащупать пульс на шее Любы, затем стала прослушивать сердце — безрезультатно.
— Как это произошло? — почему-то шепотом спросила Соня.
— Минут пять тому назад она вдруг закричала страшным голосом, всех переполошив, затем, перевернувшись на спину, стала жадно глотать воздух, словно задыхалась, — стала рассказывать Кристина. — Я выбежала из палаты, чтобы позвать вас, увидела санитара. Когда он подошел к ней, она уже затихла. Санитар попробовал сделать искусственное дыхание, затем несколько раз ударил ее по груди, а меня заставлял дышать ей в рот. Увидев, что ничего не помогает, санитар ушел из палаты, а затем пришли вы. — Под конец рассказа у Кристины задрожал голос. — Это произошло так быстро и неожиданно!
В палату энергичным шагом вошел дежурный врач Феликс Маркович с медсестрой из мужского отделения и Богданом. В руке санитар держал металлический чемоданчик.
— Катя, подготовь внутрисердечную инъекцию: адреналин один миллиграмм с вазопрессином сорок единиц! Соня, за тобой вентиляция легких! Богдан, готовь дефибриллятор и подключи ЭКГ!
Медсестра Катя, набрав лекарства шприцем с длинной тонкой иглой, быстро ввела ее вертикально в межреберье, слева от грудины. Я видела, как, освобождаясь от лекарств, шприц наполнялся кровью. Мне стало дурно, и я отвернулась.
Послышался длинный зуммер — ЭКГ проинформировал, что сердце Любы не бьется.
Слезы душили меня. «В этом есть и моя вина! Почему я промолчала, не сообщила, что ей плохо?» За спиной слышались команды Феликса Марковича:
— Разряд двести пятьдесят джоулей!
Непрерывающийся сигнал зуммера ЭКГ говорил о том, что дела Любы совсем плохи.
— Разряд триста джоулей! Разряд триста шестьдесят джоулей!
Мне хотелось надеяться на лучшее, но, судя по всему, шансы на жизнь у Любы исчерпались. Я обернулась и увидела, как Феликс Маркович светит фонариком-карандашом в распахнутые глаза Любы, затем он посмотрел на свои наручные часы.
— Проведенной реанимацией не удалось восстановить дыхание и сердечную деятельность, вывести больную Коценко из состояния клинической смерти. Смерть зафиксирована в шестнадцать часов двадцать шесть минут! Катя, запиши это в журнал. — Феликс Маркович повернулся к Соне. — Жду от тебя и санитара объяснительные по обстоятельствам смерти больной — где вы находились и какие меры принимали. На первый взгляд это некроз сердечной мышцы, но требуется вскрытие. Сейчас свяжусь с главврачом, узнаю, кому и когда он поручит это делать. Скорее всего, придется мне. Соня, сможешь мне ассистировать?
— Если можно… — Соня вздрогнула. — Лучше не надо.
— Хорошо, Катя мне поможет.
Медсестра из мужского отделения согласно кивнула и бросила пренебрежительный взгляд на Соню.
— Я сейчас пришлю санитаров, чтобы они переправили тело в морг. До окончания тихого часа еще сорок минут, так что пусть больные займут свои койки. — Врач быстрым шагом вышел из палаты, а Соня дрожащими руками накрыла простыней тело Любы.
Невыносимо было смотреть на страшное в своей неподвижности мертвое тело Любы. Ведь она молодая женщина, вроде ничем не болела, по крайней мере выглядела здоровой, находилась тут в связи с попыткой суицида и вдруг умерла. Отказало сердце?
Санитары загнали каталку-«луноход» в палату и небрежно погрузили на нее Любу. Их лица ничего не выражали, словно им это было не в диковинку. У Богдана был флегматичный вид, никаких эмоций на лице. Чего же он так нервничал перед этим?
Я отыскала взглядом Магду, та, как ни в чем не бывало, сидела на кровати. Подошла к ней и негромко, но жестко спросила:
— Откуда ты знала, что Люба умрет? Только не рассказывай сказки про чертей.
— Что вижу, то говорю, ничего не выдумываю. Если увижу на тебе тень смерти, обязательно скажу.
— А я вижу, что ты что-то знаешь. Сколько тебе надо циклей, чтобы ты рассказала правду?
— И чтобы тень смерти коснулась меня? Отвали, я спать хочу. — Магда легла на койку, повернувшись ко мне спиной.
Я тоже легла, но так, чтобы держать ее в поле зрения.
