— Евгений Викторович, это Галина Дмитриевна. Муж просил вас прийти к нему завтра…
— Галя…
— Галина Дмитриевна, — поправила она Женю и с треском бросила трубку на аппарат. О, господи…
Когда Яшина мать Зинаида Исаковна в первый раз вошла в новый коттедж сына, в котором скудные его пожитки лежали еще не разобранные на полу, а весь дом пах свежеструганым деревом, она долго протирала носовым платком толстые стекла своих очков, потом снова водрузила их на нос и подозрительно спросила сына:
— И ты хочешь сказать, что это всё твое?
— Да, маманя, именно так.
Любил Яша мать скорее не как маму, а как младшую сестренку, которой нужно многое прощать и которую нужно опекать, потому что несмотря на свои пятьдесят пять лет была она во многих вещах наивна, как школьница первого класса. Прямо хоть бант ей белый на голову завязывай.
— И ты хочешь сказать, что этот дворец куплен на честно заработанные деньги?
— Именно так. Первоначальный взнос был оплачен компанией, а я теперь выплачиваю остальное по частям. Это, Зинаида Исаковна, называется красивым и зловещим словом «ипотека». Ипотека, картотека…
— И сколько ты должен платить каждый месяц?
— Домик, прямо скажем, не самый дешевый. Кажется, что-то около двадцати с чем-то тысяч.
— Рублей?
— Именно так, маманя. Не тугриков же.
— И ты хочешь сказать, что можешь платить по двадцать тысяч в месяц?
— Еще остается на пару бутылок пива, бензин для моей «субару импресы» и одну девицу по имени Оля. Перечисляю расходы по степени их важности для меня.
— Странно всё это, Яша. Очень странно…
— Что, маманя? То, что Оля идет за пивом и бензином?
— Не юродствуй. Ты же знаешь, я не люблю твоего ёрничанья. Я о другом. Тебе еще нет двадцати пяти, твоему отцу на тридцать лет больше, а он так и не заработал ни на собственный домик, ни на машину…
— Ты хочешь добавить, и ни на свою Ольку?
— Перестань, Яша. Я не люблю такие разговоры. Я, конечно, не знаю, за что тебе платят такие деньги. Надеюсь не за то, что ты печатаешь по ночам на цветном принтере тысячерублевые купюры, но то, что твой отец, честный инженер, не зарабатывает и толики того, что имеешь ты, это позор для государства, в котором мы живем. И то, что большая часть людей так легко мирится с этим, это двойной позор для тех, кого Пушкин называл «дворовые толпы измученных рабов».
Яша обнял мать и поцеловал ее в ухо.
— Боец ты наш непреклонный. Наша несостоявшаяся эсерка. У папы есть роковой дефект. Он честный человек, а это качество мешает всем. Поэтому-то большинство его коллег ездят на хороших машинах, записанных на кого-нибудь еще, живут в хороших квартирах и имеют белокурых наташек вдоволь.
— Перестань, Яша, хватит. С тобой невозможно нормально разговаривать. Единственное, что я могу тебе сказать, это то, что ты уже обуржуазился.
— Да, маманя, каюсь. Буржуазюсь почем зря. Может, папа приедет вечером?
— Как он доберется сюда? От электрички это же километров пять, не меньше.
— Я могу послать за ним Андрея.
— Какого Андрея?
— Своего водителя-охранника, маманя.
— Яша, мне не нравится, когда ты издеваешься надо мной.
— Упаси боже, Зинаида Исаковна. Так послать?
— Нет, папа сегодня не сможет. Я только что разговаривала с ним по мобильному.
— Хорошо, мамочка. Ко мне скоро придут Свистун и Исидор Исидорович…
— Господи, что за клички такие…
— Готовить ничего не надо. Нам просто нужно поговорить. Если захочешь почувствовать себя хозяйкой, можешь нарезать колбасы и что там еще в холодильнике. Кальте плате — холодное блюдо — величайший вклад немцев в мировую культуру. Во всяком случае не меньший, чем вклад бородатого выкреста…
— О ком это ты?
— Как о ком, о Карле нашем Марксе.
— Ну, знаешь, я никогда не была правоверной марксисткой, но ты уж как-то слишком…
— Слишком что? Непочтителен? Не стану спорить, такой ли он был великий экономист, потому что он ухитрился сделать такие предсказания, которые мало кому из ученых удавались.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что буквально все его предсказания, от относительного и абсолютного обнищания трудящихся до роли прибавочной стоимости, попали пальцем в небо. Хотя так капитально заблуждаться — для этого тоже талант нужен. А насчет бородатого выкреста — это просто констатация факта. Ну, бороду-то его все видели на миллионах плакатов Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, а то, что он, внук поколений раввинов, возненавидел евреев за то, что его родные не захотели содержать его всю жизнь и пришлось присосаться к богатенькому Энгельсу, — это тоже научный факт. Впрочем, маманя, прости, я о Марксе могу часами разговаривать. Бог с ним, с бородатым атеистом. Мы, по-моему, говорили о кальте плате нам для закуски. Но если ты предпочитаешь припасть к сосцам своего Интернета, не стесняйся, иди и припади, мы управимся сами.
После того как в самом начале девяностых поток запрещенной долгие годы литературы в конце концов иссяк, а на телевидении сериалы со стрельбой и шоу-бизнес с силиконовыми грудями, голыми девичьими пупками и круглыми попками принялись неуклонно выдавливать всякие дискуссионные передачи на поздние часы, а то и просто сгонять их с экранов, Зинаида Исаковна начала терять всякий интерес к жизни страны. Ее неукротимый общественный темперамент не находил ни подпитки, ни точки приложения. Как-то Борис даже зло пошутил: ты, Зин, вступила бы хоть в какую-нибудь оппозицию. Ну, не хочешь к Жириновскому, может, попросишься к Зюганову?
И тут с помощью Яши она открыла для себя Интернет. Сначала она никак не могла научиться искать всякие там интересные сайты, не говоря уже о том, чтобы самой посылать в сеть свои взгляды и комментарии. Но постепенно освоилась и даже придумала себе псевдоним, дабы не выглядеть совсем уже белой вороной в веселом и совершенно не признающем авторитетов сообществе блоггеров и твиттеров. Муж и сын так часто называли ее эсеркой за непреклонность взглядов, что псевдоним Мария Спиридонова пришел ей в голову сам собой.
Поэтому она лишь сказала сыну, что колбаса, буженина и хлеб нарезаны и поставлены в холодильник вместе с несколькими бутылками пива и поспешила к Яшиному ноутбуку с модемом для беспроводной связи. Компьютерной сети в его еще строящемся коттеджном поселке не было. А нужно было обязательно прочесть оживленную дискуссию, вызванную статьей одного писателя-историка, который утверждал, что Россия обречена на скорый развал и последующий хаос. Да и самой послать в сеть несколько едких замечаний по поводу доморощенных Кассандр, явно испытывающих мазохистский оргазм от всяких страшилок. Себя пугать, как известно, куда проще, чем работать.
