— Потому что первый у меня.
— Это ничего не значит!
— Дай сюда! — настаивал он.
— Нет! Ключ останется у меня.
Только сейчас Михаил заметил, что Петр говорит по-кумбиэнски. Да и он ли это вообще? Теперь Квалин видел, что в лице собеседника проступают черты одновременно Катака и Бентиэна.
— Ты не Петька, — сказал он.
— И что ты сделаешь? — спросил тот голосом Итхора.
Разведчик нашарил на поясе лучемет и молча поднял его.
— А, значит, так, да? Ну давай, стреляй! — Это снова был Скамейкин. — Я тебе больше не друг, да? Дружба дружбой, а ключи врозь, да? Ну стреляй, гад продажный!
— Ты не Петька… — повторил Квалин вполголоса.
— Посмотри на себя, — сказал визави, обернувшийся Кейвоном Хаймсом. — Жаль, что ты меня даже не слушаешь.
— Да провались ты в черную дыру! — Михаил нажал кнопку.
Скамейкин закричал и схватился за сердце. Поднял на Квалина взгляд, полный укора:
— Ты… ты убил ее, ты, ясно?! Ты всегда будешь оставлять за собой трупы тех, кто тебе дорог!
— Прекрати, — пробормотал командир.
— Ты убил ее! — не успокаивался Петр. — И меня! Их всех! Тех, кто ни в чем не виноват! Ты, ты, ты!
Квалин придавил кнопку несколько раз подряд — тело прорезали багровые полосы.
— Все ты… — на последнем дыхании прошептал Скамейкин.
Ключ выпал из руки. Михаил потянулся за ним, но «яйцо» быстро унесло прочь, зато окровавленный, почти утративший форму труп оставался рядом. Лицо менялось на глазах: Скамейкин… Катак… Диранст… Эрбрухт… Кейвон Хаймс… И… нет, только не это!
— Лилька… — прошептал Квалин едва слышно.
— Ты, — ее голос был еще тише.
Она улыбнулась — не ехидно-торжествующе, как обычно, когда поражала цели на тренировке, а с легкой грустинкой, удивительно сочетающейся с уверенностью, что все будет хорошо. Так она улыбалась Михаилу лишь однажды…
Вдруг знакомое лицо вспыхнуло и скрылось за слепящим сиянием.
— Сгинь! — выкрикнул Квалин.
Фигура развернулась и поплыла прочь, растворяясь в синеве. Михаил смотрел ей вслед, пока она не исчезла вдали. Затем швырнул от себя лучемет, но тот отдалялся очень медленно, будто застрял в вязкой массе, оставаясь немым укором разведчику. Квалин отвернулся, но оружие непостижимым образом снова оказалось перед глазами. Он закрыл их — и перед внутренним взором встал полыхающий шар, свет которого проникал в самые глубины сознания. От него становилось больно, Михаил открыл глаза — и опять увидел лучемет. Он обхватил голову руками и почувствовал, что плачет.
— Ну же, успокойся! — произнес знакомый голос, но Квалин не сразу сообразил, что это Мэри Уинслоу.
— Уйди, пожалуйста, — попросил он.
— Ты меня разочаровываешь, герой, — сказала она и неожиданно коснулась его лба.
— Я хочу побыть один, — повторил Михаил.
— Ты больше никогда не будешь один.
— Перестань! — крикнул он. — Все перестаньте!
— Мы никогда тебя не оставим, — сказала девушка.
— Я не хочу… — пробормотал он беспомощно.
— Ты привыкнешь. — Она протянула ему ключ.
Квалин тут же схватился за него — жадно, обеими руками. Неожиданно пальцы втянулись под белую поверхность, и он понял, что проваливается внутрь ключа.
— Отпустите! — закричал Михаил в отчаянии. Ответом был смех. Смеялась Мэри, смеялся Хаймс, смеялись Эрбрухт, Диранст, множество незнакомых голосов, и… да — Лилька тоже была среди них.
Ключ стал как черная дыра, в которую Квалин нередко норовил кого-нибудь послать, а теперь угодил сам. Тело сплющивало, легкие, сердце и желудок вопили от боли, но закричать Михаил не мог — голову сжало до гладкого шарика, с которого исчезли все выступающие части лица. Разведчик ощутил себя червяком, которого затягивало в пылесос. Болело все: каждая клеточка безмолвно орала, требовала свободы, но вынуждена была делить со своими соседками пространство, становящееся все более тесным.
А ведь так и должно быть в черной дыре, проскочила мысль. Там вся масса сосредоточивается в одной точке, и… что потом? Что я буду тогда чувствовать? Нет, что за глупости: ничего я не буду чувствовать, потому что человек в таких условиях не может существовать. Но я… я… о чем я только что подумал?
Да-да, именно об этом: а человек ли я еще?
В следующий миг Квалин сильно ударился головой. Да, точно: у него снова была голова. Над ним нависал серый потолок, а в ушах стоял навязчивый монотонный шум. И первым делом подумалось странное: похоже, я все еще жив. Вот только на каком свете?
— Ага, — сказал голос над самым ухом, — очнулся!
Голова по-прежнему болела, руки казались невероятно тяжелыми, а ноги были где-то далеко, словно чужие. Под потолком возникло лицо с ястребиными глазами.
— Койтль? — спросил Квалин. Собственный голос звучал слабо — казалось, разведчик слышит лишь отраженное эхо своих слов.
— Извини, — сказал Диранст. — Тебе надо было спать хотя бы сутки. Но дела такие, что сам я не справлюсь. Пришлось дать тебе стимулятор.
Михаил почувствовал, что ученый сел рядом с ним, обхватил его правой рукой, а его руку положил себе на плечо.
— Сейчас чувствительность потихоньку вернется, — сказал он. — Давай хватайся за меня!
Квалин сжал пальцы на плече Диранста.
— Вот так… еще чуток подождем… Ты держись, держись!
— Что это? — спросил Михаил. Неправильно спросил, нужно было как-то иначе, но слова не шли на ум.
— Отходняк после гадости, которую тебе ввели. Потом расскажу — некогда сейчас. Нужна лишняя пара рук. Сможешь? Сожми крепче!
Михаил изо всех сил вцепился в плечо Койтля.
— Вот, хорошо! Осторожно, встаем.
Квалин почувствовал, как его поднимают. Хотел помочь, но ноги не держали совсем, и он еще сильнее обхватил Диранста руками, в которые с каждой секундой вливалась сила. Теперь он видел пульт и два кресла перед ним. А сам, значит, только что лежал на койке сбоку. Итак, они на корабле… Корабле! Ну, да — самого Диранста, надо полагать.
Ученый подтащил разведчика к креслу, в которое тот едва ли не рухнул. Перед Михаилом предстал хорошо знакомый экран кругового обзора, на котором виднелись три объекта — один ближе и два заметно дальше. Рядом было и управление — джойстик наведения, регулировки мощности, выбор оружия, установка защитного поля и «теней»… Все это разведчик видел четко и ясно, хотя мысли по-прежнему были тяжелыми и вялыми, да и тело, не считая рук, почти не слушалось.
— Посмотри на меня, — попросил Диранст. Квалин повернул голову к ученому.
