Эксперимент
Посвящается Кате Гоцуляк
Джон Харрикейн одиноко сидел в своем загородном доме, в кабинете на втором этаже. Он пытался собраться с мыслями, но они в конце концов возвращались к одному и тому же. Прошло уже столько времени… да, уже почти месяц после того, как он поставил последнюю точку в Эксперименте. Он сделал то, что должен был сделать. И, что не менее важно, он сделал это сам. Это совсем не так просто — перечеркнуть все то, чем он занимался на протяжении нескольких лет. Трудно объяснить это тому, кто сам никогда не оказывался в подобной ситуации… Впрочем, неважно. Джон уничтожил мир, который сам создал — не по указанию Корпорации, а потому что продолжать Эксперимент дальше было уже опасно. Ситуация вышла из под контроля, и любой мыслящий человек способен был это понять. И тогда он принял решение…
Жалел ли Джон о содеянном? Самому себе он мог признаться честно — да, жалел. Дело не в том, что этому было отдано очень много сил… хотя и в этом тоже. Просто этот мир стал для него уже почти своим, чем-то вроде еще одного ребенка — правда, детей этих там было много. Но что сделано — то сделано. Интересно, думал Джон иногда, если бы Корпорация отдала ему указание прекратить Эксперимент — поступил бы он так же? Вполне возможно, он кинулся бы защищать свое любимое детище, пытаясь доказать, что еще не поздно и все можно исправить. Что-то вроде неосознанного подсознательного протеста, заложенная в любом человеке привычка спорить, когда от него требуют что-то сделать — даже, если это «что-то» кажется очевидным. Но вряд ли Корпорация проявила бы инициативу по данному вопросу. Шутка ли — угрохать на проект миллионы долларов, чтобы потом поставить на нем крест. Возможно, он сделал это еще и потому, что не был уверен в дальнейших действиях этих толстосумов. Нужно было принимать решение, и он его принял — единственно правильное в сложившейся ситуации. Корпорация признала его правоту, и Джон мог совершенно не беспокоиться о своем будущем. Но он сам до сих пор время от времени начинал сомневаться в своей правоте. Прошел почти месяц, а покоя по-прежнему не было.
Из приоткрытого окна подул ветерок. Джон встал и неспеша направился к окну с намерением закрыть его. На полдороги он вдруг стал, передумав, но все-таки дошел до окна и посмотрел вперед. За неширокой полосой деревьев можно было видеть пляж. Ветер усиливался, люди начинали расходиться, но все же довольно много кто лежал, подставив спину солнцу, а из воды выглядывали головы купающихся. Где-то там была сейчас его жена… и уже почти взрослая дочь. Эми… Джон вдруг понял, что почти никогда не уделял ей внимания. Пожалуй, у него просто не было времени. Можно ли считать это оправданием? Наверное, нет, если быть честным, хотя бы с самим собой. Эксперимент забирал все. Вся жизнь уходила на то, чтобы возиться с созданным им самим миром. Другой жизни просто не было. Тогда казалось, что ничего больше и не нужно просто не было возможности посмотреть вокруг себя. И только теперь Джон начал понимать, что он что-то потерял. Пожалуй, он никогда и не жил по-настоящему. Есть ли еще возможность наверстать упущенное?
«Завтра обязательно пойду вместе с ними на пляж. К черту — хватит прикидываться отшельником», — решил Джон, опускаясь обратно в кресло.
Сколько лет ушло на Эксперимент? Семь? Нет, надо копать глубже — еще с того времени, когда он учился в университете. Ведь еще тогда у него возникла идея, как соединить вместе фактор случайности, времени и приоритета — и что будет, если строить искусственный интеллект на такой основе. Но тогда у него не было возможности и средств, чтобы осуществить задуманное. Корпорация предоставила ему эту возможность — семь лет назад, когда у него хватило наглости описать им эту идею. Семь лет существования другого мира, похожего на наш, но все же живущего по своим законам. Семь лет у нас — а сколько прошло у них? Века? Тысячелетия? И что в результате? Творение выходит из под контроля своего творца. Достаточный ли это повод, чтобы уничтожить его?
Джон вспоминал людей, лица, которые он видел почти каждый день. Можно ли называть их людьми? Почему нет — ведь они жили и действовали как люди! Он дал им эти лица, а как они сами видели друг друга? Правильно ли употреблять здесь слово «видели»? Джон по-прежнему не знал ответа на этот, как и на многие другие вопросы. Что они почувствовали, когда ЭТО произошло? Впрочем, они не успели ничего почувствовать. Все было мгновенно и безболезненно. Но разве это снимает вину? Ведь он убил их — миллионы людей, пускай потомки тех, кто был порожден когда-то его фантазией, но ведь они самостоятельно жили, сами могли принимать решения. Джон Харрикейн — убийца! Если бы кто-то сейчас сбросил бомбу на его домик, он бы тоже не успел ничего почувствовать. Впрочем, что за чушь? Называть людьми порождения компьютерной программы… Достаточно совершенной программы, чтобы моделировать жизнь во всех ее проявлениях. Даже для того, чтобы эта жизнь вышла из под контроля первоначальной программы и стала настолько самостоятельной, чтобы представлять угрозу для реальной, настоящей жизни. И тогда он сделал это. Он пожертвовал миром искусственным ради сохранения мира реального. Может быть, человечество еще поставит ему памятник после смерти. Хотя какое это теперь имеет значение?
Мысли Джона были прерваны сигналом, означавшим, что кто-то намеревается войти. Он включил терминал и увидел на экране знакомое лицо. Глен Торн… что ему нужно здесь? Этот человек выступал раньше кем-то вроде посредника между Джоном Харрикейном как руководителем Эксперимента и Корпорацией, не питая при этом особых чувств ни к тому, ни к другому. Джон вспомнил, что в день, когда ЭТО случилось, Торн куда-то пропал. Правда, тогда у него не было ни малейшего желания выяснять, куда именно. Почему же он теперь пришел к нему на виллу, вместо того, чтобы просто позвонить, да и вообще — о чем они могут говорить?
— Торн? Мне казалось, с прекращением Эксперимента все дела между нами закончены, — сказал Джон фразу, предполагающую необходимость ответа.
— Можно мне войти? — Торн не спешил с ответом.
Что-то с самого начала не понравилось Джону. Он не понимал, что именно, и это его раздражало. Возможно, это было что-то во взгляде Торна, нечто скрытое, затаенное, чего там раньше не было. Человек, для которого на первом месте всегда стояли деньги, не мог так смотреть. Может быть, это было и в голосе, в той интонации, с которой Торн произнес эту фразу. Он как будто демонстрировал свое превосходство — и все же это было не то превосходство, которое дают деньги. Так или иначе, Джон не мог этого понять и предпочел бы, чтобы этот человек сейчас ушел. Но послать его к черту, даже не узнав, в чем дело, казалось глупым.
— Разве я не дал понять Корпорации, что не буду подписывать с ними никаких новых контрактов? — Джон попытался перейти к сути вопроса.
— Это не имеет отношения к Корпорации. Мне нужно с вами поговорить. Есть кое-какие невыясненные детали насчет Эксперимента.
Послать его к черту? Джон наверняка бы так и сделал, если бы Торн не упомянул Эксперимент. Любопытство дало о себе знать. Джон вдруг понял, что не сможет успокоиться, если не узнает, в чем дело.
