Но мы не убежали. Нас остановил дворник. Остановил и вернул назад к окну, из которого уже высунулась огромная голова соседки.
Людям нужно изливать куда-то свою негативную энергию. Она излила ее на нас — тем более, было за что. Не скажу, какими словами она нас называла — я не помню. Но это был поток, который невозможно остановить.
Мы и не пытались его остановить. Мы молчали.
Наконец дворник остановил поток. Он спросил, кто из нас это сделал.
Мы молчали. Он повторил вопрос.
Тогда один из пацанов указал на меня.
Я не держу на него зла. Ведь он действительно очень боялся. И потом, он сказал правду.
Вот тогда все и произошло. Вот тогда впервые проявилась эта СПОСОБНОСТЬ.
Она посмотрела на меня. Должно быть, у нее был уже не тот взгляд. Не то злобное выражение лица, с каким она изливала на нас свою энергию.
«Мальчик, извини, я понимаю, что тебе хочется поиграть. Но… может, вы все-таки найдете другое место?»
Увы, я даже не представляю, что было дальше. Что делали соседка и дворник. Что делали мы сами. Как мои товарищи отреагировали на такое заявление. Нашли ли мы, наконец, другое место. Я НЕ ПОМНЮ!
Но иногда я представляю ее лицо в тот момент. И я совершенно точно знаю, что она смотрела на меня СНИЗУ ВВЕРХ. Она потеряла в этот момент то, что называется чувством собственного превосходства. Тогда я этого не понимал. Теперь — понимаю.
Она пошла на унижение, потому что Я ТАК ХОТЕЛ.
Потом я учился в школе. Все дети учатся, и я тоже. Кто-то хорошо, кто-то хуже.
Когда мне поставили двойку, я еще не знал, КТО Я ТАКОЙ. Я был таким же как все. И получив двойку, я плакал — почти самый последний раз в жизни.
Я плакал, когда меня никто не видел. Даже тогда я не стоял настолько низко, чтобы демонстрировать свою слабость перед другими.
Но когда я на следующий день пошел в школу, на моей физиономии все еще были заметны следы от слез.
Вот тогда учительница сказала:
«Извини, я не должна была так поступать. Это была моя ошибка. Разве такому мальчику, как ТЫ, можно ставить двойку?»
Она взяла красную ручку и исправила «2» на «4».
Это была моя первая и последняя двойка.
Помню, мы с отцом ехали в автобусе. Знали, что нужно купить талоны, но думали: авось пронесет?..
Так в жизни поступают многие люди. Знают: чего-то делать нельзя. Надо делать что-то другое. Но думают: авось пронесет?..
Не пронесло…
«Ваши билетики, пожалуйста».
«Хм-м, извините…»
«Нет билетов?»
«Да, то есть нет…»
«Тогда платите штраф».
«Штраф? Сейчас, одну минуточку…»
«А почему мы должны платить штраф?» — это спросил я.
Контролер покосился на меня.
«Этот мальчик — ваш сын?»
«Да, разумеется».
«О, извините пожалуйста!.» — он начал рыться в своей сумке. Потом вытащил оттуда бумажку и что-то на ней написал.
«Если кто-то станет придираться — покажите ему вот это».
«Пардон, а как же штраф?»
«Забудьте», — и контролер исчез в толпе пассажиров.
Теперь отец посмотрел на меня.
«Ты что, с ним знаком?»
«Нет, в первый раз вижу».
«Тогда в чем же дело?»
Я состроил удивленную рожу.
Тогда я действительно ничего не понимал…
Дома моя жизнь протекала спокойно. Я был не один в семье — у меня была сестра, младше меня на год.
Но все поступки родителей говорили о том, что они больше любят меня, чем ее.
Сестренка никогда не жаловалась на это. Она слушалась меня во всем. Она никогда со мной не спорила. Всегда признавала мою правоту. Потому что я был ее старший брат. И еще – Потому что это был Я!
Я мог попросить родителей о чем угодно. Они никогда мне ни в чем не отказывали. Они делали для меня все — только потому, что Я ТАК ХОТЕЛ.
Одним вечером что-то стукнуло мне в голову, и я захотел собаку. Не знаю, почему. Дети часто не могут объяснить свои поступки.
Мой отец терпеть не мог собак…
На следующий день она у меня была — большая собака породы колли. Я чувствовал себя довольным. Потому что получил то, что хотел.
Потому что удовлетворил свое ЧУВСТВО СОБСТВЕННОГО ПРЕВОСХОДСТВА.
Колли прожила у нас два месяца. Потом она попала под машину, когда перебегала дорогу, а какой-то водитель неудачно свернул.
Но тогда мне было уже все равно…
В школе я всегда учился хорошо…
Нет, неправда. Мало кто учился так плохо, как я.
Я имею в виду, что всегда получал хорошие оценки. Четверки и пятерки. Ниже — никогда.
Не знаю, что чувствовали учителя, выставляя мне такие отметки. Понимали ли они, что делают? Задумывались ли хоть раз, почему они это делают?
Только теперь я знаю ответ.
Одноклассники сторонились меня. Не то чтобы они не принимали меня в свои игры. Вовсе нет.
Впрочем, скорее наоборот — мне было с ними не интересно.
Пока они играли сами, они просто развлекались. Они веселились и делали, ЧТО ХОТЕЛИ. Они не оглядывались по сторонам.
Но когда появлялся я, все головы поворачивались в мою сторону.
«А что ты нам предложишь на этот раз?»
«Может, ты знаешь игру поинтереснее, чем эта?»
«Кого из нас ты возьмешь с собой?»
Мне нравилось быть в центре внимания. Нравилось, когда что-то от меня зависело — как это нравится всем детям. Но потом мне становилось скучно.
Поэтому я стал избегать больших компаний. Я предпочитал одиночество. И я нисколько не страдал от этого. Мое одиночество не было вынужденным — Я САМ ЭТОГО ХОТЕЛ.
Да, тогда я еще любил одиночество…
* * *
Я рос, и постепенно достиг того возраста, когда человек начинает думать уже не только о себе, но и об окружающем его мире. И скоро я начал понимать, что что-то вокруг меня НЕ ТАК.
Все было слишком легко. Я хотел получать хорошие оценки — и я их получал. Я хотел, чтобы у меня были подарки от родителей — их было более, чем достаточно.
В детстве мне казалось, что так и должно быть. Пока я не понял, что так бывает ТОЛЬКО У МЕНЯ.
Сначала я просто приписывал это своей уникальности. Каждый ребенок считает себя уникальным. А еще считает, что все должны относиться к нему, как к уникальному.
