Он как будто спрашивает у меня разрешение! Вот это совсем уже интересно…
– Обойдемся, – соглашаюсь я.
Один охранник выходит вперед, указывая дорогу. Я следую за ним, сзади за мной – главный вместе со вторым. Мы подходим к небольшому ответвлению коридора, и охранник вызывает лифт.
А что, если они меня боятся? Заранее предупреждают о своих мерах предосторожности, чтобы я вдруг не выкинул что-то такое, не предусмотренное этими мерами. И вообще, предпочитают договориться со мной, потому что не знают, к каким все это приведет последствиям. Если это так, можно будет попробовать на этом сыграть. Только бы не ошибиться!
Выйдя из лифта, мы следуем по другому коридору, напоминающему собой внутреннее помещение обычного учреждения, фирмы или конторы, но не ассоциирующееся с цээрушным бункером. А почему я вообще окрестил это сооружение бункером? Опять штампы на основе дурацких земных фильмов…
Останавливаемся перед дверью с номером A-38. Вот только эти номера без каких-либо еще надписей создают атмосферу таинственности. Главный нажимает кнопку звонка. Через три секунды дверь сама распахивается перед нами. Охранники становятся с двух сторон, а штатский знаком предлагает мне войти. Что я и делаю, после чего дверь сразу же захлопывается.
Ничем не примечательная комната, скудно освещенная, с шкафом с одной стороны, всякой аудиоаппаратурой с другой и столом посредине. По эту сторону стола – три стула, а по другую – темная ширма, скрывающая от меня владельца этого кабинета. Без сомнения, откуда-то с потолка за мной наблюдает камера, а он видит мое лицо у себя на экране. Раньше, говорят делали проще – направляли на человека яркий свет, чтобы визави оставался для него в тени. Наверное, решили, что со мной такое может не получиться. В общем, они правы… в какой-то степени.
И как будто никакой охраны. Надо же!
– Можешь сесть, Андрей Шалькин, – доносится из-за ширмы хриплый голос. Обладателю этого голоса должно быть лет пятьдесят – пятьдесят пять.
Я присаживаюсь на средний из трех стульев.
– С кем я имею честь говорить? С полковником Дэвенхаймом, или с тем, кому он посылал свои донесения?
Молчание. Надеюсь, хоть немного это его зацепило.
– Я не сомневался, Шалькин, что ты неплохо осведомлен.
– Но не до такой степени?
В ответ – нечто похожее на смех.
– Ты, наверное, уже пытался анализировать ситуацию. Я могу немного тебе помочь. Здесь, в этом месте, никто тебя не найдет, даже для ваших оно достаточно скрыто. Формально ты считаешься погибшим…
– А как же полицейские, которые меня арестовывали?
– Это были наши люди. Я не думал, что такие вещи нужно объяснять.
– Хорошо, вопрос отпал.
– Ты понимаешь, что мы можем держать тебя здесь сколько угодно и делать с тобой, что угодно. Тебе отсюда не убежать, а на помощь тебе никто не придет. Надеюсь, это понятно?
Почему мне столько раз напоминают о том, что я не смогу убежать? Чтобы в конце концов заставить меня в это поверить?
– Понятно, полковник… Ничего, если я буду называть тебя полковником?
– Называй, если тебе так нравится. Я хочу, чтобы ты знал, Шалькин: мы могли обойтись без этого разговора. Могли сразу перейти к нашим методам добывания информации, хотя они не так совершенны, как ваши. Но мне показалось, что ты производишь впечатление умного человека, готового пойти на сотрудничество.
Вот оно! Землянин хочет договориться с наблюдателем о сотрудничестве. Месяц назад мне бы такое и в голову не пришло…
– Что вам от меня нужно?
– Я уже сказал: информация. Кто вы, откуда, чего добиваетесь, какими средствами обладаете…
Кажется, он решил играть в открытую. В самом деле, чего скрывать от меня то, о чем я и так могу догадаться?
– Зачем вам эта информация, полковник?
– Шалькин, давай без этих глупых шуточек.
– У меня и в мыслях не было шутить. Чего вы хотите добиться? Вы действительно считаете, что можете что-то изменить?
Похоже на то, что он немного потерял уверенность. Пока он собирается с мыслями, я продолжаю:
– Вы грозите мне тем, что можете сделать со мной все, что захотите. А я в свою очередь мог бы назвать вам человека, который может по памяти перечислить имена всех членов группы «Эй-Экс». Вполне возможно, что сейчас этот человек уже не один, и ему достаточно сказать пару слов, чтобы до завтрашнего утра ваша группа перестала существовать. Может быть, меня и не найдут, но для вас это ничего не меняет. А в общем, полковник, это такие мелочи – по сравнению с тем, что будет потом!
– А что, по-твоему, будет потом?
– Могу сказать одно – у вас в распоряжении есть несколько месяцев. Что скажешь – достаточный срок, чтобы что-то изменить?
– Шалькин, ты говоришь красиво, но не конкретно, – уверенности в голосе у него никакой.
– Конкретно мне запрещает говорить Инструкция. У вас ведь есть всякие-разные инструкции? У нас они тоже есть.
– Это означает, что ты отказываешься от сотрудничества?
– Нет, я этого не сказал. Если речь идет о сотрудничестве, оно должно быть взаимовыгодным.
– Ты же говоришь, что ваши люди и так все знают? Тогда что вам от нас нужно?
– Маленькое уточнение, полковник. Не что «нам» от вас нужно, а что «мне» от вас нужно. Есть небольшая разница.
– Пусть будет так. Твои условия?
– Имя того, кто нас выдал.
Молчание. Что это значит, да или нет?
– Что ты согласен за это отдать?
Все-таки да! Неужели я в самом деле так легко пойду на нарушение Основной инструкции? Ведь дело не в самой Инструкции, которую годами вдалбливали мне в голову, и, как говорил Ларрок, не в лояльности по отношению к Галактическому Союзу. А в том, что после этого меня можно будет поставить на одну доску с предателем, и Эйнос будет иметь полное право повторить мне в глаза все обвинения. И разве меняется ситуация от того, выдам я им достаточно много или совсем чуть-чуть? Неужели, Кайтлен, ты в самом деле готов избрать этот путь?
– А что вы хотите получить? У вас, к примеру, уже есть «Сфинкс» с непрерывной ассоциативной моделью данных…
Снова молчание. Слишком долгое на этот раз. Но пускай не убеждает меня, что их группа ничего не знает об этом проекте.
– Шалькин, что нас ждет через несколько месяцев?
– Только не говори, полковник, что ответа на этот вопрос вам будет достаточно.
– Ты можешь ответить?
– Я должен подумать.
– Еще не решил, можешь ли нарушить вашу инструкцию?
– Дело не в инструкции. У вас ведь есть такое понятие – честь.
