– Почему ты считаешь, что я на их стороне?
– Тогда скажи сам – на чьей ты стороне, Хейл Кайтлен?
Я не знаю, что ответить. В последнее время все окончательно запуталось. Когда я выдал Центру Моллинеса, то знал, что поступаю правильно. Но сделав это, я как будто сложил все обязательства, которые были у меня перед Центром и перед самим собой. И у меня нет ни малейшего желания выдавать Ларрока. Но я знаю, что не стану и помогать ему. Будь он хоть сто раз прав в своих стремлениях – просто все это совершенно мне не нужно.
– Я устал, Иван.
– Я знаю. Ты можешь отдохнуть.
– Скоро меня отзовут, и я отдохну.
– Тебя не отзовут. Я поручусь за тебя.
– Ты?! – это звучит странно. Предатель собирается поручиться за того, кто его разоблачил.
– Я, как временный координатор. Уверен, что ко мне прислушаются.
– Наверное. Они захотят просветить мне мозги.
– Зачем?
– Я – соучастник убийства Тар-Хамонта.
– Неправда, ты даже не свидетель. Его убила Таня Корень.
– Я не хочу, чтобы она пострадала.
Ларрок смотрит на меня в упор:
– Тебе придется выбрать, Хейл. Я могу спасти репутацию только одного из вас.
– Тогда спасай ее.
– Не нужно поспешных решений. Я не слышал того, что ты сейчас сказал.
Я в задумчивости качаю головой.
– Ты действительно уверен, что если я останусь здесь еще на год, то за это время не выдам то, что слышал сейчас?
– Да, если я помогу тебе.
– Хотел бы я иметь твою уверенность. Все может измениться за день, не то что за год.
– Мы ведь не последний раз видимся, я надеюсь.
– Наверное. Скажи, зачем тебе это было нужно?
– Рассказать тебе правду? Знакомо ли тебе, Кайтлен, чувство одиночества?
– Еще спрашиваешь? Кому из наблюдателей оно не знакомо?
– Тогда возведи свои впечатления о нем в квадрат, и ты получишь то, что постоянно чувствую я.
– Ты как-то не вяжешься у меня с образом одинокого человека.
– Хейл, если я каждый день имею дело с множеством людей, то это не значит, что я перестаю быть одиноким просто из-за их присутствия. Можно оставаться одиноким, даже находясь в толпе, и мне кажется, что ты и так понимаешь, что я имею в виду. Человек с моими планами обязан быть одиноким, иначе рано или поздно все провалится. Наверное, я сделал глупость, что излил тебе душу. Может быть, я скоро об этом пожалею. А может, я еще одумаюсь и поработаю над твоей памятью.
– Это тебе так просто не удастся.
– Если это случится, ты даже не успеешь ничего заметить. Пытаться со мной сражаться – бесполезно, мои реакции на порядок лучше твоих.
– Я должен был бы сейчас разозлиться и выйти из себя, как со мной обычно бывает. Но почему-то не могу.
– Это хорошо, что не можешь. Я мог бы тебя кое-чему научить. У нас еще год впереди. Или больше, ты же не обязан покидать Землю потом.
– Если мы оба останемся здесь.
– Это зависит от тебя. Думай и решай.
– Мне придется остаться у тебя?
– Ты будешь моим гостем несколько дней – до восстановления связи с Центром. Потом что-то произойдет.
– Это похоже на домашний арест.
– Я не хочу, чтобы ты наделал глупостей. Но я даже оставлю тебе право на связь. Не стану скрывать, что могу прослушать все твои разговоры.
– Не боишься, что я что-нибудь разболтаю?
– А что ты такого можешь разболтать? Чем ты подтвердишь то, что скажешь? Кому скорее поверят – тебе или мне?
Я подумал, что Ларрок, наверное, снова прав, и рассмеялся.
– Для тебя еще не все потеряно, Хейл, – сказал он. – Далеко не все.
И это говорит мне человек, которого жаждет найти и обезвредить вся наша Организация!
– Тебе нужно было родиться на Укентре. Ты вошел бы в Галактический Совет и составил конкуренцию Кам-Хейнаки, – замечаю я.
– Кто тебе сказал, что я еще туда не войду? – и добавил уже более серьезно: – Родину не выбирают. А судьбу можно построить самому.
– И молния не выбирает, куда ударить, – почему-то пришло мне в голову.
Ларрок с удивлением посмотрел на меня, но так ничего и не сказал.
– Пойдем, выберешь себе комнату. Я бы хотел устроить своего лучшего друга с лучшими удобствами.
Мы встаем и выходим в коридор, и уже там Ларрок произносит:
– Не знаю, выбирает молния или нет, но она не делает это дважды.
IX
Когда я проснулся в комнате, выделенной мне Ларроком, было уже поздно. Настолько поздно, что он сам не стал дожидаться моего пробуждения, а отправился по делам – вероятно, в свою контору. Для меня он оставил короткое сообщение о том, что в его отсутствие я могу пользоваться удобствами его жилища по своему усмотрению, могу погулять по парку, не выходя за его пределы, и вся прислуга будет в моем распоряжении. Меня эти условия вполне устроили.
Я сделал все свои обычные утренние процедуры, после чего мне принесли завтрак, который я съел здесь же, в своей комнате. В качестве прислуги у Ларрока состоят в основном китайцы, плохо говорящие по-русски, несколько лучше по-английски, но отлично все понимающие на обоих языках. Я узнал, что они живут в отдельном домике здесь же на территории парка и почти никогда не покидают эту территорию – за исключением тех, которые занимаются доставкой продуктов. После этого я понял, что говорить с ними особенно не о чем и подумал, что Ларроку и в самом деле должно быть очень одиноко здесь жить.
Делать было нечего. Я изучил все комнаты на обоих этажах, которые не успел посмотреть раньше, и не переставал восторгаться тому, как хозяин все обустроил. Кажется, я побывал уже везде, где только мог, хотя я знаю, что здесь наверняка есть еще много мест, о существовании которых просто так и не догадаешься – вспомнить хотя бы картинную галерею, а я уверен, что это не единственное скрытое место в этом доме. Потом я оделся потеплее и прогулялся по парку. Интересно было бы узнать, что случится, если я попытаюсь нарушить границу, но я решил обойтись без удовлетворения любопытства таким способом. Проходя мимо бассейна, я увидел, что там есть подогрев, и не мог отказать себе в удовольствии искупаться.
Когда я вернулся в свою комнату, то понял, что готов заниматься чем угодно, лишь бы не думать о проблеме, которую мне так или иначе придется решать в ближайшем будущем.
Тем временем я посмотрел на часы и вспомнил, что сейчас Киндицкий будет выступать со своим обращением к народу. Хотя Ларрок и сказал, что оно не будет иметь никакого отношения к наблюдателям и шестому уровню, все же я не мог такое пропустить.
