— Потому что именно надеясь на победу мы и заварили эту кашу, — спокойно сказала она. — Что вы хотели мне показать?
— Вот что, — сказал он, останавливаясь у калитки. Он отпер ее и распахнул перед Этель. Они вошли в сад, окружавший уединенно стоящий двухэтажный дом — таким домом вполне мог бы владеть известный музыкант, подумала Этель, или знаменитый актер. Фиц вынул из кармана ключ и отпер дверь. Они вошли, он закрыл дверь и поцеловал ее.
Она поддалась. Ее так давно не целовали, и она чувствовала себя как умирающий от жажды в пустыне путник. Она обвила руками его шею и прижалась к нему. Этель чувствовала, что он желает ее так же отчаянно, как она его. Но еще не потеряв контроль над собой, она успела его оттолкнуть.
— Не надо, — сказала она, задыхаясь, — перестаньте!
— Почему?
— В прошлый раз это кончилось тем, что мне пришлось разговаривать с вашим чертовым законником, — сказала она, отстраняясь. — Я уже не так наивна, как раньше.
— Теперь все будет по-другому, — сказал он, тяжело дыша. — Теперь я понимаю, каким дураком был, что расстался с тобой. Я был молод и глуп.
Чтобы успокоиться, она заглянула в комнаты. Там было полно неуклюжей старой мебели.
— А чей это дом? — спросила она.
— Если захочешь — твой.
— Что это значит?
— Ты с ребенком могла бы жить здесь, — объяснил он. — Здесь много лет жила наша бывшая экономка, работавшая еще при моем отце. Несколько месяцев назад она умерла. Ты можешь обставить дом по-своему, купить новую мебель.
— Жить здесь? — сказала она. — В каком качестве?
Он не мог заставить себя сказать это.
— В качестве вашей любовницы? — сказала она.
— Здесь у тебя будет няня для ребенка, пара служанок, садовник. Даже автомобиль с шофером, если пожелаешь.
Она желала, чтобы здесь был он, вот что было главное.
Он неправильно истолковал ее задумчивость.
— Может, хочешь дом побольше? Или лучше в Кенсингтоне? Хочешь экономку, дворецкого? Я дам тебе все что угодно, неужели ты не понимаешь? Моя жизнь без тебя пуста.
Она видела, что он говорит правду. Во всяком случае, прямо сейчас это было правдой — когда он хотел ее и жаждал удовлетворить свое желание. Но по собственному горькому опыту она знала, как быстро все может измениться.
Беда в том, что она хотела этого так же сильно.
Должно быть, он это понял — и снова обнял ее. Она запрокинула лицо, чтобы он ее целовал. «Да, я хочу еще!» — думала она.
И снова оторвалась от него — прежде чем потеряет контроль над собой.
— Ну как? — сказал он.
Пока он ее целовал, она была не в состоянии принять разумное решение.
— Мне нужно побыть одной, — сказала она. И заставила себя отойти от него, пока не стало слишком поздно. — Я иду домой, — сказала она. Открыла дверь. — Мне нужно время. Я должна подумать.
— Думай сколько пожелаешь, — сказал он. — Я буду ждать.
Она закрыла за собой дверь и побежала.
III
Гас Дьюар находился в Государственной галерее на Трафальгарской площади. Он стоял перед картиной Рембрандта «Автопортрет в возрасте 63 лет».
— Невероятный урод, — сказала стоявшая рядом женщина.
Он обернулся и узнал Мод Фицгерберт.
— Я — или Рембрандт? — спросил он, и она засмеялась.
Они пошли по галерее вместе.
— Какое удивительное совпадение! — сказал он. — Я так рад встретить вас здесь!
— Честно говоря, я вас заметила и вошла следом, — сказала Мод. — Я хотела вас спросить, — продолжала она, понизив голос, — почему немцы до сих пор не сделали того предложения, о котором вы мне говорили?
Ответа он не знал.
— Может, они передумали, — сказал он мрачно. — Ведь там — как здесь, одна фракция стремится к миру, а другая — к войне. Возможно, военная фракция победила, и им удалось заставить кайзера изменить решение.
— Но должны же они понимать, что битвы уже ничего не решают! — сказала она гневно. — Вы читали в утренних газетах, что немцы взяли Бухарест?
Гас кивнул. Румыния вступила в войну в августе, и некоторое время англичане надеялись, что их новый союзник нанесет мощный удар, но в сентябре немцы пересекли границу Румынии, и сейчас ее столица пала.
— Фактически Германия оказалась в выигрыше, ведь теперь они получили румынскую нефть.
— Вот именно, — сказала Мод. — Один и тот же старый прием: шаг вперед — шаг назад. Когда мы уже перестанем попадать впросак?
— То, что Ллойда Джорджа назначили премьер-министром, выглядит не очень многообещающе, — сказал Гас.
— Да? Вот тут вы, возможно, ошибаетесь.
— Но он построил свою политическую репутацию на том, что был агрессивнее всех остальных. После этого ему может оказаться нелегко договариваться о мире.
— Не стоит быть таким уверенным. Ллойд Джордж непредсказуем. Он может повернуть на сто восемьдесят градусов, и этому удивятся только те, кто наивно полагал, что он говорил искренне.
— Ну что же, это внушает надежду.
— И все равно, как бы мне хотелось, чтобы премьер-министром у нас была женщина.
Гас не очень-то верил в такую вероятность хоть когда-нибудь, но вслух этого не сказал.
— Я хотела с вами поговорить еще кое о чем, — сказала она и остановилась.
Гас повернулся к ней. Может быть, благодаря картинам у него обострилось восприятие, но он поймал себя на том, что любуется ее лицом. Он отметил острые линии носа и подбородка, высокие скулы, изящную шею. Угловатость ее черт смягчали полные губы и большие зеленые глаза.
— Пожалуйста, о чем вам угодно, — сказал он.
— Что вам сказал Вальтер?
Гас вспомнил тот странный разговор в баре отеля «Адлон».
— Он сказал, что ему придется посвятить меня в одну тайну. Но так и не открыл мне эту тайну.
— Решил, что вы догадаетесь сами.
— Я догадался, что он, должно быть, любит вас. А по вашей реакции, когда я отдал вам письмо в Ти-Гуине, я понял, что любовь взаимна. И если вы позволите, — Гас улыбнулся, — я бы сказал, что он — счастливец.
Она кивнула, как Гасу показалось — с облегчением. Гас подумал, что, должно быть, догадался не обо всем; потому-то она и спросила, что именно он знает. Интересно, подумал он, что еще они скрывают? Возможно, они помолвлены?
Они пошли дальше. «Я понимаю, почему он вас любит, — подумал Гас. — Я тоже мог бы потерять голову».
Она вновь удивила его внезапным вопросом:
— Господин Дьюар, а вы когда-нибудь любили?
