Фиц распахнул дверь в обеденный зал, и еще одна пуля вошла в косяк. Простых солдат не учили обращаться с пистолетом, и они понятия не имели, насколько у них меньше точность, чем у винтовок. Прихрамывая, промчался он мимо накрытого обеденного стола с серебряными и хрустальными приборами, ожидающими, когда четыре аристократа сядут за обед. Позади он услышал топот ног нескольких преследователей. В дальнем конце обеденного зала находилась дверь, ведущая на кухню и в хозяйственные помещения. Он пробежал узким коридором, оттуда — на кухню. Повар и несколько его помощниц прекратили работу и в ужасе замерли у плиты.
Фиц понял, что преследователи слишком близко. Как только его ничего не будет загораживать от выстрела, его убьют. Надо сделать что-то, чтобы задержать их.
Он поставил Валерию на ноги. Она покачнулась, и он увидел у нее на платье кровь. В нее попала пуля, но она была жива и в сознании. Он усадил ее на стул, потом повернулся в сторону коридора. Навстречу бежал, стреляя как придется, скалившийся верзила, за ним цепочкой по узкому проходу еще несколько человек. А за их спинами, в обеденном зале и гостиной, Фиц увидел языки пламени.
Фиц вынул пистолет. Это был двуствольный автоматический револьвер, и его не требовалось взводить после каждого выстрела. Переместив весь свой вес на здоровую ногу, он тщательно прицелился в живот бегущего к ним солдата и нажал на курок. Грохнул выстрел, верзила упал перед ним на каменный пол. Женщины на кухне в ужасе завизжали.
Фиц немедленно выстрелил снова в следующего, и тот тоже упал. Фиц выстрелил в третий раз, с тем же результатом. Четвертый преследователь метнулся обратно в обеденный зал.
Фиц захлопнул кухонную дверь. Теперь погоня притормозит, раздумывая, как проверить, не затаился ли он в засаде. Возможно, это даст ему нужное время.
Он поднял Валерию, которая, кажется, теряла сознание. Фиц никогда прежде не был в хозяйственной части этого дома, но решительно двинулся в сторону заднего крыльца. Новым коридором прошел мимо кладовых и прачечных помещений. Наконец он открыл последнюю дверь — во двор.
Задыхаясь, шагнул за порог (нога болела просто адски) и увидел ждущую карету, Дженкинса на козлах и Би с не переставая рыдавшей Ниной. Лошадей держал испуганный конюшенный мальчик.
Фиц опустил на сиденье кареты бесчувственное тело Валерии, залез сам и крикнул Дженкинсу:
— Гони! Гони!
Дженкинс хлестнул лошадей, конюшенный отскочил с дороги, и карета помчалась прочь.
— Ты как, нормально? — спросил Фиц у Би.
— Нет, но жива и невредима. А ты?
— Я цел. Но опасаюсь за твоего брата.
На самом деле он был совершенно уверен, что князь Андрей уже мертв, но говорить ей это не хотел.
Би взглянула на княгиню.
— Что с ней?
— Должно быть, ее ранило… — Фиц присмотрелся. Лицо Валерии было белым и неподвижным.
— О господи… — сказал он.
— Она что, умерла?
— Ты должна держаться мужественно.
— Я буду держаться мужественно… — Би взяла в руки безжизненную руку невестки. — Бедная Валерия!
Карета пронеслась по подъездной аллее мимо маленького домика, где в свое время уединенно жила мать Би, когда не стало отца. Фиц оглянулся на большой дом. У кухонной двери стояла кучка разочарованных преследователей. Один целился из винтовки, и Фиц пригнул голову Би и наклонился сам.
Когда он поднял голову, они были уже вне досягаемости винтовочных выстрелов. Из дома через все двери выбегали крестьяне и слуги. Из окон бил необычайно яркий свет, и Фиц понял, что дом горит. Из парадных дверей повалил дым и оранжевый язык пламени мелькнул в открытом окне и поджег растения, вьющиеся по стене.
Когда карета въехала на холм и стала спускаться, старый дом навсегда скрылся из виду.
Глава двадцать восьмая
Октябрь и ноябрь 1917 года
— Адмирал фон Хольцендорф нам обещал, что через пять месяцев англичане будут голодать! — сердито сказал Вальтер. — И было это девять месяцев назад.
— Он ошибся, — ответил Отто.
Вальтер сдержал язвительный ответ.
Они находились в кабинете Отто в Министерстве иностранных дел. Отто сидел в резном кресле за большим письменным столом. На стене за его спиной висела картина, изображавшая церемонию провозглашения кайзера Вильгельма I, деда правящего монарха, императором Германии в Зеркальном зале Версаля.
Вальтера злили невнятные отговорки, которые приводил отец.
— Адмирал давал слово офицера, что в Европе не будет ни одного американца. А по данным разведки, в июне во Франции высадились четырнадцать тысяч. Вот вам и слово офицера!
Это задело Отто.
— Он говорил это, поскольку считал, что так будет лучше для страны! — воскликнул он гневно. — Что еще может сделать человек?
— Ты меня спрашиваешь, что еще может сделать человек?! — повысил голос и Вальтер. — Не давать лживых обещаний! Когда не уверен, не заявлять, что в чем-то уверен; говорить правду — или держать свой глупый рот на замке!
— Фон Хольцендорф дал лучший из возможных советов.
Эти жалкие аргументы приводили Вальтера в бешенство.
— Такую скромность следовало проявить до произошедших событий, но ничего подобного не случилось. Ты же присутствовал в замке Плесс и знаешь, что там происходило. Фон Хольцендорф дал слово. Он ввел кайзера в заблуждение. Это из-за него американцы вступили в войну. Едва ли можно больше навредить своему монарху!
— Я полагаю, ты желал бы, чтобы он ушел в отставку. Но кто мог бы прийти на его место?
— Ушел в отставку?! — в ярости переспросил Вальтер. — Я желал бы, чтобы он сунул в рот дуло револьвера и спустил курок!
— Как ты можешь так говорить! — сурово взглянул на него Отто.
— Его собственная смерть была бы слишком малым воздаянием за всех погибших из-за его глупости.
— У вас, молодых, отсутствует здравый смысл.
— И ты мне говоришь про здравый смысл?! Ваше поколение втравило Германию в войну, которая нас искалечила и на которой погибли миллионы, — и в этой войне, продолжающейся три года, мы все еще не победили!
Отто отвернулся. С тем что Германия до сих пор не победила в войне, спорить не приходилось. Противостояние во Франции зашло в тупик. Неограниченная подводная война не смогла полностью перекрыть снабжение Антанты. А немецкий народ все сильнее страдал от голода из-за английской блокады.
— Подожди немного, посмотрим, что произойдет в Петрограде, — сказал Отто. — Если Россия выйдет из войны, это изменит баланс сил.
— Это точно, — сказал Вальтер. — Теперь все зависит от большевиков.
II
