— Ну… чтобы походить по магазинам, — сказала она. — Я за четыре года не купила ни одного нового платья!
— Да, но здесь нечего покупать, а то, что есть, стоит целое состояние. Полторы тысячи франков за платье! Даже Фиц сказал бы, что всему есть предел. А может, у вас во Франции кавалер?
— Ах, если бы!.. Я нашла машину Фица, — сменила она тему. — Вы не знаете, где можно достать бензин?
— Попробую вам помочь.
Они заказали ланч.
— Как вы думаете, — спросила Мод, — мы действительно собираемся заставить немцев платить эти миллиардные репарации?
— В их положении спорить тяжело, — сказал Джонни. — После Франко-прусской войны они заставили Францию платить пять миллиардов франков, что Франция и делала в течение трех лет. А в марте, при подписании Брест-Литовского договора, Германия заставила большевиков пообещать шесть миллиардов марок, хотя теперь они, конечно, выплачены не будут. И все же праведное возмущение немцев выглядит фальшиво и лицемерно.
Мод не выносила, когда о немцах говорили резко. Как будто, потерпев поражение в войне, они превратились в чудовищ. А если бы мы проиграли войну, хотелось ей сказать, неужели тогда нам пришлось бы признать, что война — это наша вина, и платить за все?
— Но мы же требуем много больше! Мы говорим — двадцать четыре миллиарда фунтов, а французы чуть ли не удваивают сумму!
— С французами спорить трудно, — сказал Джонни. — Они должны нам шестьсот миллионов фунтов, а американцам еще больше. Но если мы не позволим им требовать с Германии эти репарации, они скажут, что не могут нам заплатить.
— А немцы могут заплатить то, что мы требуем?
— Нет. Мой друг Поццо Кейнс говорит, что они могли бы заплатить около одной десятой, то есть два миллиарда, и то это обескровит страну.
— Вы имеете в виду Джона Мейнарда Кейнса, кембриджского экономиста?
— Да. Мы называем его Поццо.
— Я не знала, что он один из… ваших друзей.
— Да, дорогая, — с улыбкой сказал Джонни, — и очень близкий.
Мод на миг позавидовала его жизнерадостной порочности. Она яростно заглушала собственное стремление к физической близости. Почти два года ее не касался любящий мужчина. Она чувствовала себя старой монашкой, иссохшей и морщинистой.
— Какой печальный взгляд! — От внимания Джонни мало что могло укрыться. — Надеюсь, вы не влюблены в Поццо?
Она рассмеялась и вновь перевела разговор на политику:
— Но если мы знаем, что немцы не могут заплатить, почему Ллойд Джордж настаивает?
— Я сам его спрашивал об этом. Я довольно хорошо с ним знаком еще с тех пор, когда он был министром вооружения. Он говорит, воевавшие стороны кончат тем, что сами оплатят свои долги и никто из тех, кто требует репараций, не получит ничего достойного упоминания.
— Но тогда к чему эти претензии?
— В каждой стране за войну заплатят налогоплательщики, но политик, который им это скажет, никогда не будет избран на второй срок!
III
Каждый день Гас ходил на заседания комиссии, готовившей документы для создания Лиги. Председательствовал сам Вудро Вильсон, и он торопился. Весь первый месяц Вильсон контролировал процесс. Он отверг программу, предложенную Францией, — там ставился на первое место вопрос репараций, а вопрос создания Лиги — на последнее, — и заявил, что в любом договоре, который он подпишет, должна фигурировать Лига.
Комиссия заседала в роскошном отеле «Крийон» на площади Согласия. В отеле были гидравлические лифты, старинные и медленные, иногда они застревали между этажами, и приходилось ждать, когда поднимется давление воды. Гас думал, что они очень похожи на европейских дипломатов, которые так любят лениво дискутировать, не приходя ни к какому решению, пока их к этому не вынуждают. Он видел, и в душе посмеивался над тем, что и лифты, и дипломаты вызывали у американского президента одинаковую реакцию: тот нервничал, сердился и нетерпеливо что-то бормотал себе под нос.
Девятнадцать членов комиссии сидели вокруг большого стола, покрытого красной скатертью, рядом сидели переводчики, шепотом переводившие особо сложные места, а помощники курсировали по комнате с папками и блокнотами. Гас заметил, что европейцев впечатлило умение его босса подстегивать ход заседаний. Некоторые считали, что на обсуждение договора уйдут месяцы, если не годы; другие утверждали, что государства никогда не достигнут консенсуса. Однако уже через десять дней они приблизились к завершению проекта договора в первом чтении.
Четырнадцатого февраля Вильсон должен был вернуться в Соединенные Штаты Америки. Вскоре он собирался снова приехать, но первую редакцию договора намерен был утвердить до отъезда, чтобы отвезти домой.
Но тут по вине французов вдруг возникло существенное препятствие: они внесли предложение о собственной армии Лиги наций.
Вильсон в отчаянии возвел очи горе.
— Это невозможно! — простонал он.
Гас знал, почему. Конгресс не допустит, чтобы американские войска находились под чьим-то еще командованием.
Французский делегат, бывший премьер-министр Леон Буржуа, доказывал, что Лигу будут игнорировать, если у нее не будет средств силой обеспечивать выполнение своих решений.
Гас разделял разочарование Вильсона. У Лиги были и иные способы воздействовать на строптивцев: дипломатия, экономические санкции и как последнее средство — специально для этого случая собранная армия, которая будет распущена, как только ее миссия будет выполнена.
Но Буржуа ответил, что ни один из этих способов не защитил бы Францию от Германии. Ни о чем другом французы думать не могли. Наверное, это вполне объяснимо, подумал Гас, но вряд ли так можно создать новый мировой порядок.
Лорд Роберт Сесил, принимавший активное участие в работе над проектом, поднял костлявый палец в знак того, что хочет говорить. Вильсон кивнул: ему нравился Сесил, оказывавший Лиге мощную поддержку. Его симпатию разделяли не все: Клемансо — французский премьер-министр — сказал как-то, что когда Сесил улыбается, он похож на китайского дракона.
— Прошу прощения за резкость, — сказал Сесил, — но французская делегация, кажется, имеет в виду, что отвергнет Лигу лишь оттого, что та может оказаться не столь сильна, как хотелось бы Франции. Прошу обратить внимание, что, говоря откровенно, в таком случае почти наверняка возникнет двусторонний союз между Великобританией и Соединенными Штатами, в результате чего Франции уже не придется выставлять никаких условий.
Гас сдержал улыбку. Так им и надо, подумал он.
Буржуа с ошарашенным видом отозвал поправку.
Вильсон бросил благодарный взгляд на Сесила.
Слова попросил японский делегат барон Макино. Вильсон кивнул и посмотрел на часы.
Макино заговорил о статье, по поводу которой уже был достигнут консенсус, — о гарантиях свободы вероисповедания. Он пожелал добавить поправку, что все страны, входящие в Лигу наций, должны относиться к гражданам других стран-участниц без расовой дискриминации.
