— Мобилизация русской армии — это угроза, которую игнорировать невозможно, — отвечал Грею посол, — она направлена против Германии и нашего союзника Австро-Венгрии. Мы обратились к Франции с просьбой гарантировать нейтралитет. Если Франция пойдет на это, — или если Великобритания сможет гарантировать, что Франция останется нейтральной, — для войны в Западной Европе причин не будет… Благодарю вас, господин министр. Превосходно, я перезвоню вам в половине четвертого.
Он положил трубку, посмотрел на Вальтера — и оба торжествующе улыбнулись.
— Ну что ж, — сказал Лихновский. — Этого я не ожидал!
III
Мод была у герцогини Суссекской. Та как раз принимала группу влиятельных членов парламента от консерваторов. Вдруг в утреннюю столовую, где они пили чай, кипя от гнева, вошел Фиц.
— Асквит и Грей слились! — воскликнул он. — Они намерены предать наших друзей. Мне стыдно, что я англичанин!
Мод опасалась такой реакции. Фиц был неспособен на компромиссы. Он был убежден, что Англия должна отдавать приказы, а весь мир — повиноваться. Сама мысль, что правительству, возможно, придется вести переговоры с другими странами на равных, казалась ему дикой. И многие, к огорчению Мод, слишком многие разделяли его мнение.
— Фиц, дорогой, — сказала герцогиня, — успокойтесь и расскажите нам, что стряслось.
— Сегодня утром Асквит послал Дугласу письмо, — сказал Фиц. Мод догадалась, что он имеет в виду генерала сэра Чарльза Дугласа, командующего генштабом Британской империи. — Наш премьер-министр хотел подчеркнуть, что наше правительство никогда не обещало в случае войны Франции с Германией посылать туда английские войска.
Мод как единственный из присутствующих представитель либералов почувствовала себя обязанной встать на защиту правительства.
— Фиц, но ведь так оно и есть. Асквит лишь отметил, что у нас есть выбор.
— Тогда к чему была вся эта болтовня о поддержке французских войск?
— Чтобы составить планы на все случаи! Разговоры — это не договор, тем более в международной политике.
— Дружба есть дружба. Британская империя — ведущая держава мира. Женщине позволительно не понимать таких вещей, но от нас ждут, что мы не дадим в обиду своих соседей. Джентльмен не должен давать ни малейшего повода упрекнуть его в нечестности, и наше государство должно вести себя так же.
Такие речи могут вовлечь Англию в войну, подумала Мод и почувствовала холодок страха. Она не могла объяснить брату, какой опасности все они подвергаются. Их любовь друг к другу всегда была сильнее политических разногласий, но сейчас оба были так сердиты, что могли поссориться всерьез. А когда Фиц с кем-то ссорился, он никогда не мирился. Но ведь он сам отправится на войну, и может быть, никогда с нее не вернется, застреленный, заколотый штыками или разорванный на куски… И Фиц, и Вальтер тоже. Как мог Фиц этого не понимать? От отчаяния ей хотелось плакать.
Пока она пыталась найти нужные слова, заговорил один из гостей. Мод его узнала, это был Стид, редактор отдела зарубежных новостей в «Таймс».
— Могу вам сообщить, что немцы и евреи предпринимают грязные попытки запугать и подкупить мою редакцию, чтобы мы высказывались в поддержку нейтралитета, — сказал он.
Герцогиня поморщилась: она терпеть не могла язык бульварной прессы.
— Что вы имеете в виду? — холодно спросила Мод.
— Вчера у нашего редактора отдела финансовых новостей состоялась беседа с лордом Ротшильдом, — сказал журналист. — Он уговаривал нас в интересах мира смягчить антигерманскую направленность наших статей.
Мод была знакома с Натти Ротшильдом, убежденным либералом.
— И что же думает о просьбе Ротшильда лорд Нортклиффский? — спросила она. Лорд Нортклиффский был владельцем «Таймс».
Стид усмехнулся.
— Сегодня он велел сделать передовицу еще более жесткой! — Он взял с бокового столика газету и помахал ею. — «Мир не является нашим главным интересом», — зачитал он.
Мод не могла себе представить ничего более циничного, чем открытый призыв к войне. Она заметила, что даже Фица покоробила позиция журналиста. Она уже хотела ответить, но Фиц сменил тему.
— Я только что видел французского посла, Поля Камбона после беседы с Греем, — сказал Фиц. — Он был белее этой скатерти. Камбон сказал: «Ils vont nous lâcher», «Они нас бросят».
— А вы случайно не знаете, что так расстроило господина Камбона? — спросила герцогиня.
— Знаю. Видимо, немцы согласны оставить Францию в покое, если Франция пообещает не вступать в войну. Но если Франция откажется, англичане не будут чувствовать себя обязанными помогать Франции защищаться.
Мод было жаль французского посла, но ее сердце радостно забилось при мысли, что Англия может не участвовать в грядущей войне.
— Но Франция будет просто обязана отказаться, — сказала герцогиня. — У нее договор с Россией, по которому в случае войны они должны прийти друг к другу на помощь.
— Именно! — гневно сказал Фиц. — Какой смысл заключать международные соглашения, если в тяжелую минуту их нарушать?
— Чепуха, — сказала Мод, зная, что ведет себя грубо, но не желая об этом думать. — Международные соглашения нарушают при любом удобном случае. Дело не в этом.
— А в чем, позволь спросить? — ледяным тоном осведомился Фиц.
— Я думаю, Асквит и Грей просто пытаются напугать Францию и заставить взглянуть на происходящее трезво. Франция не может противостоять Германии без нашей помощи. Если они будут знать, что им придется сражаться в одиночку, возможно, это настроит их на более миролюбивый лад, и они удержат Россию от войны с Германией.
— А как же Сербия?
— Даже на этой стадии, — сказала Мод, — России и Австрии еще не поздно сесть за стол переговоров и выработать решение, приемлемое для Балкан.
Несколько секунд стояла тишина. Потом Фиц произнес:
— Очень сомневаюсь, что произойдет нечто подобное.
— И тем не менее, — сказала Мод, и сама слышала, какое отчаяние звучит в ее словах, — мы не должны терять надежду!
IV
Мод сидела у себя в комнате и никак не могла собраться с силами и переодеться к обеду. Горничная давно приготовила платье и украшения, но Мод просто сидела и смотрела на них.
Когда они были в Лондоне, она выезжала в свет почти каждый вечер. Но сегодня вечером она была не в состоянии блистать и очаровывать, не в состоянии выпытывать у сильных мира сего, что они думают по тому или иному поводу, и играть в азартнейшую игру — влиять на принимаемые решения, не позволяя им даже заподозрить это.
Вальтер уйдет на войну. Он наденет военную форму и возьмет ружье, а в него будут стрелять из пушек, мортир и пулеметов, пытаясь убить или ранить так тяжело, чтобы он не мог больше стрелять. Она едва сдерживала слезы.
