Вандам был разочарован.
— Люди, которых я использую в этом деле, надежны, — заверил его Кемель. — И они докладывают обо всем мне напрямую.
Вандаму хотелось выругаться, но он себя пересилил.
— Не сомневаюсь, — вежливо сказал он. — Спасибо, что зашли.
Кемель встал.
— Не стоит. До свидания.
Он вышел.
В голове у майора крутились неутешительные мысли. Он перечитал отчет Кемеля еще раз, как будто надеясь найти подсказку между строк. Значит, если Соня и находилась в контакте с Вульфом, — Вандам почему-то продолжал верить, что это так, — связь между ними не такая уж тесная. Если она с кем-то и встречается, встречи эти происходят не на борту.
Вандам подошел к двери и позвал Джейкса. Капитан явился.
— Я хочу, чтобы с сегодняшнего дня вы проводили свои вечера в клубе. Не спускайте с Сони глаз, наблюдайте за тем, с кем она сидит после представления. И еще подкупите официанта — пускай докладывает вам, кто ходит к ней в гримерную.
— Будет сделано, сэр.
— Получать удовольствие не запрещается, Джейкс.
Улыбнулся Уильям зря: от этого боль в щеке усилилась. Вандам уже не пытался жить на глюкозе, разбавленной в воде: Джафар готовил для него пюре и подливку, которые можно было есть ложкой и глотать, не пережевывая. Это блюдо да джин — вот и вся изысканная трапеза. Доктор Абутнот сказала, что он злоупотребляет алкоголем, и майор обещал уменьшить дневную норму — после войны. И подумал: «Нет, после того, как поймаю Вульфа».
Если Соня не выведет его к Вульфу, это может сделать только Елена. Вандаму было стыдно за свою выходку у нее дома. Он злился на себя за собственный провал, а мысль о том, что девушка обнимала Вульфа, привела его в ярость. Видимо, у него, Уильяма, дурной характер. Елена была так мила, так самоотверженно рисковала собой, чтобы помочь ему, — она не заслужила того, чтоб на ней срывал злость неисправимый неудачник.
Вульф обещал Елене встретиться с ней еще раз. Вандам надеялся, что это произойдет в недалеком будущем, однако мысль о том, что Елена и Алекс снова окажутся наедине, не давала ему покоя. С другой стороны, теперь, когда наблюдения за плавучим домиком оказались бесполезны, Елена была единственной надеждой майора. Он сидел за столом и со смешанными чувствами ждал телефонного звонка.
Вечером Елена поняла, что больше не в силах мерить квартиру шагами — это чревато клаустрофобией, — и отправилась по магазинам. Она никак не могла сконцентрироваться, попеременно чувствуя себя то очень счастливой, то несчастной. В надежде отвлечься она надела яркое полосатое платье и вышла на солнечный свет.
Ей нравилось ходить на овощной рынок. Особенное оживление царило тут в конце дня, когда торговцы прикладывали массу усилий, чтобы продать остатки товара. Обслуживающий Елену мужчина продемонстрировал настоящие актерские способности, с трагическим выражением на лице взяв поврежденный плод и откинув его в сторону, прежде чем сложить в пакет неповрежденные. Елена засмеялась, ведь она прекрасно знала, что плохой помидор будет возвращен на место, как только она скроется из виду, чтобы можно было вновь и вновь разыгрывать честность перед новым покупателем. Елена пыталась торговаться, но продавец стоял на своем, восклицая, что отрывает эти плоды от сердца. В результате она заплатила за помидоры начальную цену.
Решив приготовить на ужин омлет, Елена купила яйца. Ей было приятно покупать больше, чем она могла съесть сама: это давало ей чувство защищенности. Те дни, когда она была вынуждена обходиться без ужина, еще не выветрились из памяти.
Выйдя с рынка, Елена медленно двинулась по улицам, рассматривая витрины магазинов одежды. Большую часть своего гардероба она купила спонтанно, повинуясь минутному порыву: у нее были твердые представления о собственном стиле, но стоило запланировать поход за чем-нибудь необычным — и вдруг оказывалось, что требуемую вещь невозможно найти. Елена мечтала когда-нибудь завести собственного портного. «Интересно, — вдруг подумала она, — а Уильям Вандам может позволить это своей жене?»
Мысли о Вандаме делали Елену счастливой, но длилось это недолго — тут же приходили воспоминания о Вульфе. Елена знала, что может в любой момент избавиться от неприятных ощущений, просто отказавшись встречаться с Вульфом. Она же не обязана исполнять роль приманки для убийцы. Мысль об этом ее преследовала — так человек, у которого болит зуб, не в силах его не трогать.
Елена потеряла интерес к тряпкам и отправилась домой. Ей захотелось приготовить омлет на двоих, но ведь и за возможность поужинать в одиночестве следует быть благодарной. Елена слишком хорошо помнила эту дикую боль в животе по утрам, когда, не получив ужина вечером, просыпаешься без единой надежды получить завтрак. В десятилетнем возрасте Елена часто задумывалась о том, сколько человек может просуществовать без еды и долго ли будешь умирать от голода. Без сомнения, детство Вандама не было омрачено такими вопросами.
Елена уже входила в подъезд своего дома, как вдруг ее окликнули:
— Абигайль!
Она остолбенела, не осмеливаясь повернуться. Словно к ней обратилось привидение.
— Абигайль!
Она заставила себя обернуться. Из тени вышел человек — старый, плохо одетый еврей со спутанной бородой, в резиновых сандалиях на ногах со вздутыми венами…
— Отец, — растерянно прошептала Елена.
Он стоял и просто смотрел на нее, как будто боясь прикоснуться.
— По-прежнему красива… — наконец пробормотал он. — И не бедна.
Она порывисто подалась вперед, поцеловала отца в щеку и отступила назад. Она не знала, что сказать.
— Твой дедушка, мой отец, скончался.
Елена взяла его за руку и повела вверх по лестнице. Все было как во сне.
— Ты должен поесть.
Едва войдя, она сразу же потащила его в кухню, включила плиту и принялась разбивать яйца.
— Как ты нашел меня?
— Я всегда знал, где ты живешь, — ответил он, — твоя подруга Эсми пишет своему отцу, а я иногда с ним вижусь.
Эсми вряд ли можно было назвать подругой — просто знакомая, на которую Елена натыкалась на улице раз в два-три месяца. Она никогда не говорила, что пишет письма домой.
— Я не писала тебе сама, потому что боялась, что ты попросишь меня вернуться.
— У меня бы язык не повернулся сказать тебе: приезжай, твой долг — голодать вместе со своей семьей. Нет. Но я не выпускал тебя из виду.
Елена порезала помидоры в омлет.
— Ты бы мог сказать мне, что лучше голодать, чем вести аморальный образ жизни.
— И что? Я был бы не прав?
Она повернулась к нему. Глаукома, которая поразила его левый глаз много лет назад, теперь распространилась и на правый. По ее подсчетам, отцу было пятьдесят пять, но выглядел он на семьдесят.
