Гарри закусил губу. «Черт побери, а он думал, что внешне выглядит вполне спокойным и бесстрашным».
Самолет сдвинулся с места. Он судорожно схватился за подлокотник, но тут же заставил себя опустить руку. Конечно, так легко догадаться, что он напуган. Лицо, наверное, белое как мел или газета, которую он только делал вид, что читает.
Она сидела, сомкнув колени, руки сжаты в кулаки, длинные тонкие пальцы побелели. Казалось, ей одновременно и страшно и весело, будто она не в самолете, а в парке, куда отправилась кататься на аттракционе «крутые виражи». Румяные пухлые щечки, широко раскрытые глаза с густыми ресницами, чуть приоткрытый рот придают ей очень сексуальный вид. Гарри поймал себя на мысли о том, что платье и пиджак, вероятно, скрывают жаркое упругое тело, твердые девичьи груди с острыми сосками.
Он окинул взглядом остальных пассажиров. Мужчина напротив, не торопясь, молча пристегивал пояс. Родители Маргарет уставились каждый в свое окно. Леди Оксенфорд выглядела невозмутимо, а ее супруг, напротив, нервно покашливал, явно выказывая признаки напряжения. Юный Перси, казалось, был настолько поглощен происходящим, что с трудом мог усидеть на месте, однако совершенно не выглядел испуганным.
Гарри смотрел в газету, но не мог прочитать ни строчки. В итоге ничего не оставалось, кроме как осторожно ее опустить и тоже выглянуть в иллюминатор. Могучий самолет разворачивался и выруливал от берега. Он видел океанские лайнеры, стоящие в ряд в порту. Они находились уже сравнительно далеко, рядом с ними лишь несколько мелких судов. «Все, теперь мне уже никуда не деться», — подумал Гарри. Волны усиливались по мере того, как клипер выходил все дальше на середину залива. Гарри обычно не чувствовал морской болезни, но он тем не менее чувствовал себя как-то неуютно, когда самолет слегка подбрасывало и затем опускало на волне. Купе выглядело довольно мило, прямо как комната в доме, но качка и слабые толчки напоминали ему, что он плывет в лодке, пусть и летающей, это всего лишь хрупкое суденышко из тонкого алюминия. Наконец самолет выбрался из бухты, замедлил ход и, описав полукруг, повернулся по ветру. Гарри понял, что летчик готовится к взлету. Затем машина замерла на месте, как бы выжидая и слегка покачиваясь на ветру, — как будто гигантское животное или древнее млекопитающее нюхает воздух своим огромным китообразным носом. Хотя это продолжалось только мгновение, для Гарри оно оказалось настоящей мукой, потому что ему очень хотелось вскочить с дивана и заорать, чтобы немедленно остановили моторы и высадили его на берег.
Вдруг раздался ужасный рев, будто внезапно на море, поднялся сильнейший шторм — это заработали на полную мощь все четыре двигателя. У Гарри вырвался невольный крик, но, к счастью, из-за гула никто ничего не услышал. Самолет задрожал, дернулся, словно под напряжением, и буквально через секунду резко «побежал» вперед.
Крылатая машина набирала скорость так же стремительно, как быстроходный катер, даже быстрее. Бурлящая пена оставалась далеко позади за окнами. Клипер уверенно резал волны. Гарри хотел было закрыть глаза, но боялся это сделать. Сердце молотом бухало в груди. Его охватила настоящая паника, он думал только о неминуемой смерти.
А клипер шел все быстрее. Гарри никогда раньше не плыл с такой дьявольской скоростью, любая моторная лодка по сравнению с этим самолетом показалась бы просто игрушкой. «Вот — уже пятьдесят, шестьдесят, семьдесят миль в час, — отсчитывал он. За окнами брызги, почти ничего не видно. Неужели утонем, взорвемся, развалимся?»
Появился новый звук, как в автомобиле, когда едешь по узкой проселочной дороге, покрытой рытвинами. Что это? Гарри был убежден, что случилась какая-то авария и все они сейчас погибнут. Но тут он понял, что самолет начал отрываться от воды и вибрация вызвана как раз тем, что машина подскакивает на волне, как катер, идущий на полном ходу. Это нормально.
Внезапно «рытвины и изгибы» почти перестали ощущаться. Пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь брызги, он заметил, что водная поверхность как бы наклонилась, — Гарри догадался, что нос клипера поднялся вверх, хотя внешне ничего не было заметно. Ему было страшно, немного подташнивало, в горле застрял комок. Характер вибрации опять изменился. Вместо «изгибов» и «рытвин» самолет скакал теперь по верхушкам волн от одной к другой, как плоский камешек, брошенный в море. Двигатели взвыли на более высокой ноте, пропеллеры буквально вспарывали воздух. «Невозможно, — подумал Гарри, — огромная машина не взлетит, так и будет прыгать по волнам, подобно дельфину». Но он тут же понял, что ошибается, самолет уже полностью оторвался от поверхности и летел. Клипер сразу устремился вперед и вверх, вода бурлила внизу. Брызги в иллюминаторе исчезли, видимость заметно улучшилась. Боже, неужели и вправду летим? Как здорово!
Все волнение как рукой сняло, Гарри почувствовал колоссальную радость, будто гора свалилась с плеч. Теперь он мог облегченно вздохнуть, словно нес персональную ответственность за нормальный взлет самолета. Ему хотелось кричать от радости. Он посмотрел вокруг и увидел, что совсем не одинок в своих ощущениях, — пассажиры облегченно улыбались. Проведя рукой по лбу, он понял, что весь взмок. Так, надо привести себя в порядок, пока никто не заметил. Гарри быстро вытащил из кармана чистый белый платок, как бы мимоходом вытер лицо.
Самолет продолжал набирать высоту. Он видел, как внизу за подкрылками растворилось в тумане побережье Англии, потом взглянул вперед и увидел в окошке очертания острова Уайт. Вскоре клипер выровнял курс и шум двигателей уменьшился, стал походить на низкое жужжание.
Стюард Никки появился в отсеке в белом кителе и черном форменном галстуке. Поскольку шум двигателей явно пошел на убыль и приглушенный гул был почти не слышен, он говорил нормальным голосом.
— Не хотите ли коктейль, мистер Ванденпост?
«Очень хочу», — подумал Гарри, но, вспомнив, что он янки, не раздумывая заказал себе двойное виски со льдом.
— И льда, пожалуйста, побольше, — добавил он, утрируя свой американский акцент.
Никки принял заказ у Оксенфордов и исчез за дверью.
Гарри беспокойно постукивал пальцами по обивке дивана. Ковер, звукоизоляция, мягкие сиденья, спокойные тона навевали мысль, что он не на воле, а в какой-то ловушке, пусть золотой, но клетке. Он отстегнул ремень и вышел в проход.
Гарри прошел туда, где исчез стюард. Налево он увидел что-то наподобие камбуза, крошечную кухню, раковины из сверкающей нержавейки. Стюард готовил напитки. Направо дверь с надписью: «Мужская комната». Так, ясно, правда, придется следить за собой и называть подобные заведения на американский манер либо «сортиром», либо, на худей конец, «клозетом». Дальше за туалетом видна винтовая лестница, она, очевидно, ведет наверх к летной палубе. Потом еще один пассажирский отсек, выдержанный в пастельных тонах. Там Гарри, к своему удивлению, заметил отдыхающих членов экипажа. Впрочем, его недоумение длилось недолго, он быстро сообразил, что в таком продолжительном полете, который длится почти тридцать часов, экипаж неизбежно должен быть разбит на смены и вести самолет поочередно, сменяясь и отдыхая.
