— А я вижу. Есть одна идейка. Предположим, что некая ассоциация независимых юристов решила начать расследование по этому делу.
— С чего вдруг? Прошли годы.
— Неважно, поступил сигнал, что кто-то здорово на этом нагрел руки.
— Так, ясно, и что?
— Допустим, они как-то узнали, что в папиных бумагах есть кое-что крайне интересное по этому делу…
— Понимаю. Тогда они обратятся к тебе с просьбой, чтобы ты показала им бумаги!
— Правильно. А я могу разрешить, но могу и сказать, что они, увы, не сохранились.
— Что ж, звучит неплохо.
Нэнси так увлеклась, что уже видела свой план претворенным в жизнь. Ни в чем нельзя быть уверенной, но он мог привести к успеху.
— Послушай, я хочу, чтобы ты связался по телефону с Дэнни. Задай ему один-единственный вопрос.
— Так, беру карандаш, записываю.
— Спроси: если будет проводиться расследование того случая с Джерси Раббером, что мне делать, отдавать папины бумаги или нет?
Она почувствовала, что на том конце провода Мак совершенно обескуражен.
— Думаешь, он клюнет и скажет нет?
— Уверена, что запаникует. Да еще как! Он ведь понятия не имеет, что там в секретере — записки, дневники, письма? Может быть все, что угодно.
— Начинаю понимать ход твоих мыслей. План действительно неплохой. Дэнни думает, что у тебя есть против него что-то важное.
— Да, и наверняка попросит поддержки. Он обратится ко мне с просьбой никому не показывать бумаги. А я могу согласиться, но только если он поддержит меня на заседании правления компании.
— Секундочку. Не увлекайся. Еще не время открывать шампанское. Дэнни, конечно, трус, но он не дурак. А если он заподозрит, что мы сочинили легенду, чтобы надавить на него?
— Может. Но как он может знать наверняка? Чем черт не шутит…
— Логично. По крайней мере, это наш единственный шанс.
— Попробуем?
— Обязательно.
Нэнси почувствовала себя лучше.
— Найди меня на следующей остановке.
— Где это будет?
— Ботвуд, Ньюфаундленд. Мы должны быть там через семнадцать часов.
— А будет возможность связаться с вами?
— Наверняка. Там же аэропорт. Но все равно закажи разговор заранее.
— О'кей! Счастливого полета!
— Пока, Мак.
Она положила трубку. Настроение было неплохим. Конечно, нельзя знать сейчас, клюнет ли Дэнни на удочку, но все-таки уже есть какой-то план.
Часы показывали двадцать минут пятого, время садиться в самолет. Нэнси вышла из комнаты и оказалась в холле, где Мервин Лавси разговаривал по другому телефону. Он кивнул ей, прося задержаться. Через окно она видела, что начинается посадка. Мервин заканчивал разговор.
— Сейчас не время, я больше не могу говорить. В общем, заплатите этим скотам столько, сколько они просят, но, главное, продолжайте дело.
Нэнси удивилась. Она вспомнила, что у него на фабрике какие-то неприятности, связанные с финансами. Судя по всему, он идет на уступки. Странно, на него это не похоже.
На другом конце провода тоже, очевидно, изумились его неожиданному решению, потому что через секунду он прорычал в трубку:
— Да, черт побери, именно так, как я сказал, мне надоела вся эта свара с инструментальщиками. До свидания. — Он резко повесил трубку. — О, хорошо, что я вас встретил, а то уже начал отчаиваться.
— Ну, как ваши дела, все хорошо? Удалось вернуть жену?
— Нет. Но я сам виноват, не мог все толком объяснить.
— Плохо. И где она сейчас?
Он выглянул в окно.
— Вон там, посмотрите, в рыжей куртке.
Нэнси увидела красивую блондинку лет тридцати.
— Мервин, она же прекрасна! — вырвалось у нее. Нэнси была искренне удивлена. Она представляла его жену более простой, не такой изящной и тонкой, грубее. — Понимаю, почему вам так не хочется терять ее. — Женщина держала под руку какого-то мужчину в синем блейзере, очевидно, своего спутника. Ему было далеко до Мервина — низенький, кое-где проглядывает лысина, но взгляд уверенный, веселый, счастливый. Она сразу же поняла, что Мервин потерпел фиаско, ему предпочли другого. Ей стало жалко его. — Мервин, я вам сочувствую.
— Ну нет, я так просто не сдамся, лечу в Нью-Йорк. — Нэнси улыбнулась. Сейчас она узнавала настоящего Мервина. — Ясно, за такой женщиной действительно можно помчаться через океан. — Да, но есть одна загвоздка, так что, в принципе, вам решать. Самолет-то ведь забит до отказа…
— Знаю, но почему и что мне решать, объясните?
— Потому что у вас единственный свободный билет. Вы купили купе для новобрачных, а там два места. Умоляю, продайте мне одно из них.
Она засмеялась.
— Мервин, что вы такое говорите? Я не могу спать в одной комнате с мужчиной. Я вдова, почтенная женщина, а не какая-то там девчонка с улицы.
— Нет, вы должны, я ведь тоже оказал вам услугу.
— Я вам должна что угодно, кроме своей репутации.
— Перестаньте. Вы что-то не больно задумывались о репутации, когда сели ко мне в кабину, так торопились лететь через Ирландское море.
— В кабину, Мервин, именно в кабину, а здесь нужно будет спать в одном маленьком тесном помещении. — Ей искренне хотелось помочь ему, но это уж слишком, ведь она почтенная леди. Что скажут окружающие? — Ради бога, извините, но я не могу, в моем возрасте, оказаться замешанной в публичном скандале.
— Послушайте, я специально узнавал насчет этого чертового купе. Оно ненамного отличается от остальных в самолете. Там две койки. И если мы приоткроем на ночь дверь, то, в сущности, ничем не будем отличаться от остальных пассажиров, которые тоже ночуют в общих отсеках.
— А что скажут люди?
— Что вы так уж волнуетесь? У вас нет мужа, который посчитал бы это безнравственным, родители уже умерли. Кого интересует, что вы делаете и как поступаете?
«Нет, я больше не могу выносить его грубостей, — подумала Нэнси. — Вот уж, действительно, если упрется, то не сдвинешь с места, просто танк».
— У меня двое сыновей, каждому уже за двадцать.
— Уверен, они бы расхохотались, узнав, из чего вы делаете проблему.
«Да, скорее всего, так», — подумала она.
— Может быть. Но я знаю нрав нашего общества: как только слухи дойдут до Бостона — а в том, что они дойдут, я нисколько не сомневаюсь, — меня просто сожрут.
— Вспомните. Вспомните, какой несчастной вы были, когда заявились ко мне на летное поле. Что я тогда сделал? Правильно, помог. Теперь ваша очередь, я прошу вас об одолжении, понимаете?
