— Очень хорошо. Передергин тоже в своем кабинете. Сейчас
позвоню Светлякову и потом Феодосию Эдмундовичу, — ответил Оленев.
— Лучше я узнаю у Нины Константиновны, — предложила Марина,
— она всегда в курсе, где находится Столяров.
— Узнай, — согласился Валерий Петрович.
Сундукова вышла из кабинета, увидела сидевшего на стуле
Кружкова.
— Через пять минут я вас приму, — сказала она, проходя по
коридору к приемной.
Дверь она закрыла достаточно плотно. Леонид проводил ее
долгим взглядом и затем подошел к двери, приоткрыл ее таким образом, чтобы
услышать тихий голос Оленева. Дверь пришлось открыть так, чтобы почти проходила
его голова. Валерий Петрович говорил очень тихо. Кружков прислушался.
— Нужно обязательно приехать, — убеждал главного редактора
Оленев, — я понимаю, что вы заняты и у вас встреча в «Литературной газете». Но
наш эксперт приедет сюда в полдень. Неужели вы не успеете? Может, попытаетесь?
Хотя бы к часу дня. Да, я вас понимаю. Конечно, понимаю. Но очень жаль. Я
обязательно передам.
Он положил трубку и обернулся. Кружков едва успел вытащить
свою голову и захлопнуть дверь. Через минуту по коридору прошла Сундукова.
— Идемте, — пригласила она за собой Кружкова.
Они вошли в кабинет.
— Садитесь, — приветливо показала она на свободный стул
рядом со своим столом, — сейчас я посмотрю вашу рукопись. Вы поговорили с Юрием
Михайловичем? — спросила она у Оленева.
— Поговорил, но он никак не сможет приехать. У него важная
встреча в «Литературной газете».
— Вот так всегда, — огорчилась Сундукова.
— Что сказала Нина Константиновна?
— Сказала, что Феодосия Эдмундовича сегодня не будет. Он
звонил и предупредил, что сегодня ночует в городе.
— Только этого не хватало. — Оленев взглянул на Кружкова. —
Может, вы отпустите посетителя, а мы потом поговорим?
— Конечно. Что у вас? — спросила Сундукова.
— Я принес стихи, — пояснил Леонид, — хотел, чтобы вы
посмотрели.
— Это ваши стихи?
— Нет, моей дочери, — ответил Кружков.
Сундукова взяла стихи, начала читать. На лице явно
проступило недовольство. Она нахмурилась. Прочла два следующих стихотворения.
Марина Сундукова была не только толковым редактором, но и сама писала хорошие
стихи.
— Нет, — решительно сказала она, поднимая голову, — это
детские пробы. Стихи подростка. Сколько лет вашей дочери?
— Шестнадцать, — снова соврал Кружков. Когда племянница их
писала, ей было двенадцать.
— Такие стихи пишут все девочки в подростковом возрасте, —
мягко пояснила Сундукова. — Скажите, что ей нужно еще много работать,
совершенствовать свой стиль и словарный запас. Больше читать поэтов. К
сожалению, мы не издаем поэзии и тем более не можем взять несколько
стихотворений. К тому же они достаточно сырые. Надеюсь, вы меня понимаете?
— Да, — кивнул Леонид.
Он протянул руку, и в этот момент дверь открылась. На пороге
стояла запыхавшаяся Нина Константиновна.
— У нас неприятности, — тяжело дыша, сообщила она, — звонил
Феодосий Эдмундович. Его сегодня утром вызвали в прокуратуру по нашему делу.
— Вот так, — прокомментировал Валерий Петрович в наступившей
тишине, — я знал, что рано или поздно это случится.
Глава 8
Они приехали в Переделкино, когда на часах было пятнадцать
минут первого. Автомобиль остановился за сто метров до здания издательства,
недалеко от одного из корпусов Переделкино. Стоявший у дерева Леонид Кружков
сел в машину, на заднее сиденье, рядом с Дронго.
— Столярова вызвали в прокуратуру, — сразу сообщил Кружков.
— Час от часу не легче. Почему? — нахмурился Дронго.
— Не знаю. Вошла его секретарь и сообщила, что его вызвали в
прокуратуру по этому делу. Больше я ничего не знаю. Они попросили меня уйти.
— Понятно. Они звонили остальным сотрудникам редакции при
тебе?
— Я был в коридоре, но некоторые разговоры слышал. Значит,
так, — Кружков достал из кармана блокнот, — я все записал. На работе в редакции
находились четыре человека, когда я туда пришел. Передергин, Оленев, Сундукова
и секретарь Нина Константиновна. Сундукова при мне звонила Убаевой. Та
сообщила, что у нее дела, но обещала прийти. Потом Кустицын. Он сказал, что
должен уехать на важную встречу в «Новый мир», но обязательно придет. Потом
Веремеенко. Он сейчас в Москве и обещал подъехать немного позже.
— Проверь насчет «Нового мира», — предложил Дронго, —
позвони и узнай, будет ли там Кустицын?
— Обязательно. Но после трех, когда он должен там быть.
— Что еще?
— Светляков сообщил, что занят. У него какая-то встреча в
«Литературной газете». И он не сможет приехать.
— Уже лучше. Кто еще?
— Воеводову не звонили. У него дела в типографии, где он
сегодня должен быть. Фуркат Низами не хотел приходить, но Оленев его уговорил.
А Сидорина уговорить не смог. Тот наотрез отказался, сообщил, что у него много
дел.
— Интересно, — пробормотал Дронго, — получается, что все
четыре редактора, которые работают в комнате, откуда исчезли рукописи, решили
встретиться с экспертом. Очень интересно. Плюс Передергин, Фуркат Низами, сам
Оленев и секретарь директора. Итого восемь человек. Пятерых не будет.
Столярова, Светлякова, Воеводова и Сидорина. Подожди. А там должен быть еще
один человек. Георгий Кроликов, руководитель технического отдела. Его не
вызывали?
— Нет. При мне о нем никакого разговора не было.
— Странно. Он сидит вместе с консультантами и производит
впечатление довольно деятельного человека. Почему они не позвонили ему? Может,
он в издательстве?
— Насколько я понял, его сейчас там нет.
— Но почему они его не позвали?
— Не знаю. Я говорю о тех, кому они звонили. И с кем
разговаривали.
— Ты сам слышал разговоры?
— Не все. Когда Оленев говорил с Фуркатом Низами и
Сидориным, я не слышал. Но он затем передавал свой разговор Сундуковой. И мне
было слышно, что он говорил. А когда он позвонил Юрию Михайловичу Светлякову, я
немного приоткрыл дверь и все услышал.
— Редакторам звонила Сундукова?
— Да. И я слышал все ее разговоры.
— Странно. Получается, что она смогла уговорить всех трех
редакторов, которым звонила, а Оленев не смог никого уговорить?
