Дронго быстро прошел по коридору, вошел в приемную. Она
говорила с кем-то по телефону. Увидев вошедшего, попрощалась и положила трубку.
— Я вас слушаю, — любезно произнесла она.
— У вас есть адрес автора, которого мы ищем?
— Есть. Я понимаю, о ком вы спрашиваете. Он оставлял адрес
своего «почтового ящика», куда бы мы могли ему писать. Но сам присылал свои
рукописи в таких плотных конвертах. Мы адреса переписываем и конверты обычно
пришиваем к рукописям, чтобы их не выбрасывать. Но они тоже пропали.
— Откуда отправлял?
— Обратного адреса не было. Только адрес «почтового ящика»,
на который мы могли написать. Мы ему один раз написали. И это письмо подшито в
нашей папке. Оно не пропало. В папке исходящих документов. У меня осталось и
это письмо, и его адрес. Но он нам все равно ничего не даст, если мы ему
напишем, то он может нам вообще не ответить.
— Это я понимаю, — кивнул Дронго. — А письма обычно
вскрываете вы или ваши редакторы?
— Смотря какие письма. Деловую переписку я смотрю сама, а
все рукописи отправляем нашим редакторам.
— Вы не помните, кому отправляли рукописи этого автора?
— Конечно, помню. Кустицыну. Он и Веремеенко ведут у нас
прозу. Сундукова больше по поэзии, а Убаевой дают переводы наши консультанты.
Но штат у нас небольшой, и поэтому каждый может смотреть любую рукопись. Это не
принципиально. Кто-то в отпуске, кто-то уехал, кто-то занят, у нас нет такого
жесткого графика.
— Я вас понимаю. — Дронго подумал, что вполне может
исключить из списка подозреваемых эту пожилую женщину. Ведь исходящее письмо
осталось, и, значит, можно попытаться выйти на этого «графомана».
Дронго вышел в коридор. Из комнаты редакторов доносились
громкие голоса. Очевидно, там снова спорили. Громче всех возмущался Георгий
Кроликов, который яростно спорил с Кустицыным и Сундуковой. С ним были согласны
Убаева и Фуркат Низами. Оленев лишь иногда подавал реплики. А Веремеенко просто
молчал, не вмешиваясь в разговор. Дронго прислушался…
— Если этот автор такой страшный убийца, то почему он хочет,
чтобы о нем все знали? — кричал Георгий Кроликов. — Он должен скрываться, а не
посылать свои рукописи, чтобы его могли вычислить. Может, он вообще не убийца,
и Марина все перепутала. У этого человека просто бурная фантазия. Возможно, он
сам из Саратова, узнал про желтую кофту и про эту родинку. И решил все
написать. Он графоман, а не маньяк.
— Правильно говорит, — поддерживал его Фуркат Низами, — но
какой убийца пошлет такую рукопись? Тогда он ненормальный.
— Вы ничего не понимаете, — горячился Кустицын, — это самая
настоящая сублимация. Ему важно, чтобы о нем узнало как можно больше людей.
— Не нужно путать литературу с настоящей жизнью, —
горячилась Убаева. — Если человек пишет об убийстве так подробно, это еще не
значит, что он может сам совершить убийство. Достоевский все написал и
обосновал, но сам он никогда и никого не убивал.
— Он не Достоевский. Он убийца, который хочет, чтобы о нем
все узнали, — возражала Сундукова.
— Мы же сами решили пригласить эксперта, — напомнил Оленев,
— а теперь снова спорим. Так нельзя…
Дронго вошел в комнату, и все снова умолкли.
— Не нужно так громко спорить, — усмехнулся он, — вас слышно
даже в коридоре. Я полагаю, что вы напрасно спорите. Дело не в том, что автор
ваших рукописей мог быть в Саратове. Дело в том, что он совершил уже два
убийства и подробно о них рассказал. В разных местах, в разных городах. А это
уже не просто совпадение, а нечто гораздо большее. Убийца реален, абсолютно
реален и поэтому так страшен и непредсказуем. Я вас не пугаю, просто сообщаю
вам об этих фактах. И ваш автор тоже реален. Самое страшное, если это
действительно одно лицо. И самое опасное, если кто-то из вас решил ему помочь
таким нелепым образом, забрав все рукописи.
Все молчали. Кто-то отвел глаза, кто-то недовольно крякнул,
кто-то шумно задышал. Фуркат Низами развел руками.
— И вы хотите сказать, что среди нас есть сообщник убийцы?
Мы писатели, а не убийцы, — жалобно произнес он.
— И мы все знаем друг друга много лет, — добавил
эмоциональный Кроликов, — и я могу поручиться за каждого из наших товарищей.
— Не нужно так категорично, — предложил Оленев, — пусть наш
эксперт нормально работает и сам сделает выводы.
— Все писатели, — задумчиво повторил Дронго. Ему в голову
пришла некая мысль. Если не получилась проверка с поездкой в Саратов и
появлением здесь утром Леонида Кружкова, то нужно попытаться проверить
сотрудников издательства еще раз. Устроить некую провокацию. Ведь здесь
действительно нет случайных людей, и все сотрудники знают друг друга по многу
лет. Возможно, похититель рукописей еще до конца не осознает, до какой степени
он завяз в этом страшном деле.
— Мне нужно уезжать, — взглянул на часы Кустицын. — Если у
вас больше ничего нет, то позвольте мне вас покинуть.
— Завтра утром я попрошу вас снова собраться в издательстве,
— попросил Дронго, — часам к десяти.
— Давайте к одиннадцати, — предложил Веремеенко, — у нас
некоторые просто не поднимаются так рано.
— Мне тоже будет трудновато так рано сюда приехать, —
улыбнулся Дронго, — пусть будет в одиннадцать. Я постараюсь приехать.
— Больше вы ничего не хотите сказать или спросить? —
удивился Оленев.
— Пока нет. Мне было важно поговорить с вами, когда вы
соберетесь все вместе. Но многие не успели подъехать. Ничего страшного. Завтра
мы встретимся снова. До свидания.
Дронго вышел из комнаты и услышал раздраженный голос Георгия
Кроликова.
— Он какой-то непонятный эксперт, — громко заявил тот, —
ничего не спрашивает, ничего не делает. Зачем он собрал всех редакторов, я не
понимаю. Честное слово, ничего не понимаю.
Дронго вернулся в приемную и уселся на стуле в ожидании
Столярова. Ждать пришлось минут сорок. Наконец Феодосий Эдмундович появился. Он
степенно, неспешно прошел в свой кабинет, поздоровавшись с гостем за руку и
пригласив его к себе.
— Я сегодня был в городской прокуратуре, — сообщил Столяров,
— они меня пригласили по нашему делу. Мы ведь отправили им рукопись, которая
так взволновала нашу Марину Сундукову.
— И которую в милиции всерьез не стали рассматривать, —
напомнил Дронго.
— Это был дилетант, — отмахнулся Феодосий Эдмундович, — но
теперь дело передали в следственный комитет, и оно попало к очень достойному
следователю. Николай Николаевич Смирнов. Сегодня мы с ним разговаривали, и я
ему честно сказал, что мы не стали ждать, пока наша милиция начнет проверку по
нашему заявлению. И нашли такого эксперта, как вы. Оказывается, он о вас много
слышал. Но Смирнов считает, что этим делом должны заниматься официальные
органы, и просил вас завтра утром за ехать к нему.
